Закончив медицинский институт, он работал в морге патологоанатомом. Иногда с кем-нибудь из „террористов" мы забредали к нему „на огонек". Сидели в холодном помещении рядом со жмуриками, накрытыми несвежими, в каких-то серых разводах простынями, и цедили из кружек медицинский спирт. А Фил развлекал нас и жмуриков игрой на гитаре. Он был плодовит: писал пьесы, рассказы, стихи. И песни. Гитара, словно труп, тоже хранилась под простыней.
Мы никогда не были с отцом особенно близки (может оттого, что он был среднего роста, а я вымахал, будто каланча, и он избегал приближаться ко мне как в прямом, так и в переносном смысле. Филу на подобное было начхать, а моему отцу – нет.) С матерью – тем более. Мать у меня вообще была женщиной своеобразной: никогда нас с сестрой не ласкала, была молчаливой, сдержанной, вся – в себе. Хотя в экстремальных ситуациях включался какой-то потаенный регистр, и тогда она могла даже зайца уговорить стать крокодилом. Что лишний раз подтвердилось в зале суда, когда мне пытались впаять пятнадцать суток. С младшей сестрой Кларой я научился ладить, но не более того. И все же, когда они уехали, образовался вакуум.
Наверное поэтому, из-за этого вакуума, Фил сделался для меня таким незаменимым человеком. Хотя, если вдуматься, что плохого в вакууме? Ничего плохого.
Фил тогда обитал в каком-то задрипанном общежитии. Но ко мне перебираться не спешил. Он утверждал, что женщины, которых он к себе водит, по ночам громко кричат.
Однако я вбил себе в голову, что нуждаюсь в постоянном его присутствии. Я даже пару раз машинально чуть было не назвал его папой: с губ срывался первый слог „па…", но потом мне удавалось как-то выкрутиться, перевести „па…" в некий загадочный напев типа „па-па-ра-па-па".
Обнаружив меня в состоянии запоя, он поинтересовался, нет ли у меня желания выйти из бизнеса (это сейчас фраза „выйти из бизнеса" вполне привычна и даже успела приесться, а тогда она звучала довольно странно). Фил именовал так склонность некоторых людей к уклонению от контактов с человеческим обществом. Согласно его теории люди эти условно подразделялись на две группы: тех, кто стремится скрыться в пещере или бочке, и тех, кто пускает себе пулю в висок. Им не был учтен феномен насилия. Прошло время, и практически все „литературные террористы" вышли из бизнеса, причем не по собственной воле.
Я сказал тогда ему, что выйти из бизнеса – это как раз то, что мне нужно.
– Так ты уже вышел, чудак, – сказал Фил. – Посуди сам: квартира у тебя есть, машина, дача, работа – сутки-трое, к тому же и на работе ты предоставлен самому себе. Можешь читать или писать, или йогой заниматься.
