Аль-Капоне мертв… | страница 16
– Отходим! – крикнул я Малинскому.
Мы скрылись за деревьями. Первым, кто встретился нам на пути, был Биба. Он пробовал ползти в сторону дороги. При этом двигал руками и ногами, будто черепаха, но оставался на одном и том же месте. Малинский наклонился, впился взглядом в рану на спине, и, не говоря ни слова, пустил ему пулю в затылок. А когда мы уже почти достигли дороги, нас обогнал новичок Карманов. Он прыгнул в первый же попавшийся "Мерседес", и больше мы его никогда не видели.
Мы с Малинским посмотрели друг на друга. Оба понимали, что бригады больше нет и возродить ее нам не под силу.
– Кассу делим поровну, – сказал он мне.
– На троих, – отозвался я.
– Кто третий?
– Карлюкин.
– Согласен. Сейчас доберемся до Хутора, и я займусь твоим плечом.
– Да уж не помешает. – Кровь обильно стекала по моей руке.
Мы принялись осматривать "Мерседесы", выбирая два лучших. И в одном из них неожиданно обнаружили атаманшу. У нее была прострелена шея и что-то булькало внутри.
И надо же, как раз в этот момент у нее за пазухой затрещал телефон. Непослушными руками она достала его, несколько раз булькнула в трубку, жадно впитывая в себя льющийся из мембраны голос, и потом ее взгляд остекленел.
Настала моя очередь, и я прижал к уху согретую ее телом пластмассу.
– Да, поросенок? – сказал я хмуро.
На том конце провода молчали. И я молчал.
– Позовите, пожалуйста, маму, – раздался, наконец, капризный детский голос. – Я еще не все ей успел рассказать.
– Никакой мамы здесь нет, – отрезал я. – И не смей больше звонить. Слышишь ты, гаденыш?! – И бросил трубку атаманше за пазуху.
Конечно, каждый из нас об этом догадывался. О том, что вовсе не с любовником воркует Кровавая Мэри. Но нам больше хотелось верить в волосатого любовника и, лежа на щебенке у промозгшей безлюдной насыпи, представлять себя на его месте в теплой постели. Это был наш миф, и мы не желали с ним расставаться.
Мы оставили атаманшу в машине. Пусть шестисотый "Мерседес" станет ей чем-то вроде погребального саркофага.
– Жаль, коньяка не осталось, – сказал Малинский.
И мы тронулись в
ПУТЬ
был залит безжизненным светом. Я поцеловался взасос с бутылкой водки и протянул ее Карлюкину. Но тот отрицательно покачал головой. Он жрал киви, и сок стекал с его подбородка.
Поезд. Взбираемся по насыпи и рассредоточиваемся по вагонам. Малинский отпирает заросшую вековой грязью дверь и пропускает вперед Карлюкина. Тот быстро, почти автоматически, делает свое дело. Принимаемся собирать барахло в мешки. И тут Карлюкин издает громкое восклицание.