На протяжении следующей недели у него постоянно возникало желание рассказать кому-нибудь о своих приключениях под красным небом, но каждый раз он отвергал эту идею. Он рассказал бы об этом Труди, но конечно же, если бы Труди была рядом, его дела не зашли бы так далеко. Идея рассказать обо всем Барри показалась ему смехотворной; что же касается доктора Брейди, то мысль о том, чтобы поделиться с ним, его немного пугала. Доктор Брейди порекомендовал бы ему обратиться к хорошему психиатру и пройти тест на психическую вменяемость, ответив на вопросы Миннесотского многоаспектного личностного опросника.
В тот вечер, когда он получил чек от Фритос, Сифкиц заметил, что на фреске в подвале произошли изменения. Он устанавливал время на будильнике, как вдруг остановился и подошел к проекции (с банкой диетической Колы в одной руке и с надежными маленькими настольными часами фирмы Брукстоун в другой, овсяные печенья с изюмом были заботливо уложены в карман старой рубашки). Там что-то случилось, все было как всегда и все-таки что-то изменилось, но будь он проклят, еслы бы смог сказать сразу, что там было не так. Он закрыл глаза и сосчитал до десяти (обычно этот старый трюк прояснял ему мозги) затем снова резко раскрыл их, так широко, что стал походить на актера бурлеска, изображающего испуг. На этот раз он мгновенно увидел в чем было дело. Исчезла ярко-желтая похожая на маркизу форма над дверью в котельную и упаковка пивных банок. А цвет неба над деревьями стал более глубоким, более темно-красным. Солнце или зашло, или почти зашло. На дорогу в Херкимер опускалась ночь.
Ты должен остановить это, подумал Сифкиц, и потом сказал себе: "Завтра. Может быть завтра".
С этой мыслью он сел на велотренажер и поехал. В лесу, окружавшем его, он слышал крики птиц, устраивающихся для ночного отдыха.
V. Для начала сгодится и отвертка
В течении следующих пяти или шести дней, все то время, которое Сифкиц провел на велотренажере (и на своем трех-скоростном велике из детства) было прекрасно и ужасно одновременно. Оно было прекрасным, потому что он никогда не чувствовал себя лучше; для мужчины его возраста, его тело находилось на абсолютном пике своей формы и работало на максимальных оборотах, и он знал об этом. Он полагал, что существовали профессиональные атлеты, которые были в лучшей форме, чем он, но к тридцати восьми годам они уже подходили к концу своей карьеры и все те радости, которые были им доступны при такой форме непременно были бы омрачены осознанием этого. С другой стороны Сифкиц мог заниматься созданием рекламных шедевров еще лет сорок, если бы захотел. К черту, пятьдесят. Сменилось бы пять поколений игроков в футбол и четыре- в бейсбол, пока он спокойно стоял бы за своим мольбертом, рисуя обложки для книг, рекламу товаров для автомобилей и пять новых лого для Пепси-Колы.
