Лагей срывается с места и со всего размаху бросает тынзей. Длинный ремень со свистом разматывается, широкая петля готова опуститься на голову передового. Но в этот момент невеста взмахивает хореем, передовой делает рывок, петля падает на оленью спину, легко соскальзывает на землю. Раздается вздох разочарования. Колокольчики с бубенцами где-то вдали звенят насмешливо, словно дразнят. Лагей, хмурый и сконфуженный, сматывает тынзей.
Невестина упряжка делает новый заезд. На лице Сядей-Ига торжество: упряжку его дочери не так просто заарканить! Пусть знает жених, пусть видят гости, что Сядеевы олени легки, как ветер, послушны и чутки к руке ездока. Сядеева дочь — это Сядеева дочь, и не многие девушки тундры сравнятся с ней в искусстве оленьей гоньбы.
Снова Лагей бросает тынзей, и снова делает промах. Он не на шутку сердится. Так осрамиться перед всеми ему, не раз заставлявшему оленеводов изумляться и завидовать его способности метать тынзей, точности глаза, верности руки. И в третий раз промахнулся Лагей, а упряжка с развевающимися лентами пронеслась мимо. Теперь уже и Сядей-Иг начинает недоумевать. Ведь принято обычаем, что в случае двукратного промаха невеста на третьем заезде придерживает оленей и дает жениху возможность захлестнуть тынзеем рога передового. Этого не случилось. Неужели Нюдя самовольно решилась расстроить свадьбу? Не может того быть!
И тут случилось неожиданное и необъяснимое. Когда невестина упряжка пошла на четвертый круг, из-за склона сопки вынырнула ещё одна упряжка и кинулась наперерез невестиной. Гости издали не смогли рассмотреть того, кто сидел на санях, но все ахнули, когда увидели, что невеста повернула своих оленей вслед за незнакомой упряжкой, и обе упряжки вихрем пронеслись мимо стойбища, ускоряя бег, направляясь прочь в тундру.
Жених остолбенел. Он был похож в этот миг на того деревянного идола, что поставлен по случаю торжества близ свадебного стола. Сядей-Иг что-то бормотал, и хотя было уже прохладно, его лоб покрылся потом.
Слух о необычайном событии разнесся по всем кочевьям. Кто осуждал Нюдю, кто хвалил её, кто сочувствовал Лагею, кто злорадствовал, но не находилось никого, кто бы упустил случай посмеяться над одураченным Сядей-Игом. А над Халтуем подтрунивали все, кому не лень.
— Халтуй, у меня старуха стала что-то очень морщиниста. Не сосватаешь ли мне молодую?
— Где обгорелый крюк, Халтуй? Какой красавице ты его передал?
— Большой, наверно, подарок получил ты от Лагея, Халтуй. Сколько важенок прибавилось в твоем стаде?
