— Ты, божок, хоть и щелявый, рухлый, ветром источен, пургами иссечен, а всё-таки в тебе сидит тадебций, дух тундры. И я тебя потому хорошо угощаю, цветисто украшаю, чтобы ты у главного бога — Нума узнал, где счастье найти. Спроси-ка Нума да скажи мне, в которую сторону надо ехать, в каком месте наст разрывать...
Ждет Весако, ждет, а божок молчит. Только метель вокруг сопки пляшет, в вершине ветер завывает. День ночью сменился, а Весако сидит и молит. Луна выглянула из-за сопки — сидит Весако. Уж снегом упорного старика занесло до половины, он не отступается, шепчет просительное слово. Сил не стало сидеть, лег и глаза закрыл, а шептать всё не перестает. И слышит: зашевелилась Семиголовая сопка. Распахнулся снег на её склоне, как полог у чума. Вышла оттуда косматая старуха в ледяной панице, с глазами, как раскаленные угли. Несёт старуха на ладони каменный хлеб и говорит скрипучим голосом: «Вот тебе, Весако, хлеб на дорогу. Иди в ту сторону, откуда поднимается солнце. Ищи на снегу песцовый след. Догоняй голубого песца, у которого ушки и лапки из серебра, хвост из северного сияния, шерсть из лунного света, а глаза похожи на звезды, что сияют над головой. Поймаешь этого голубого песца — вот тебе и счастье твоё».
Пошел Весако в путь-дорогу. Нашел на снегу песцовый след, отправился по нему. Семь лун взошло, он всё идет. Попробует каменного хлеба, а откусить не может, из-под зубов искры сыплются. Опять идет Весако и опять пробует грызть каменный хлеб. Осень сменяется зимой, после весны наступает лето, а Весако не может отгрызть хотя бы вот такого кусочка. А песцовый след всё петляет и петляет. То по за сопке кружит, то по речному берегу тянется, то на горные увалы поднимется, то в лабту опустится... Не может догнать Весако голубого песца. Год за годом проходит, уж половину зубов выломал старик, а заветный песец не дается в руки.
Ясовей слушает, и глаза его горят, и щеки пылают, и весь он в таком напряжении, что ещё слово и он, пожалуй, тоже кинется по песцовому следу.
— Ну, ну, говори, отец!
А Хосей замолчал, сидит с опущенными веками. Лицо его печально, и горькая улыбка застыла под редкими усами. Ясовею кажется, что отец заснул, забыв досказать сказку, и нынче уж не узнать, разыскал или нет Весако-старик свое счастье.
Мальчик дергает Хосея за маличную завязку.
— Ты доведи его, отец, старого Весако, до счастья, а потом и спи.
— Рад бы довести, сынок, — медленно открывая глаза, говорит Хосей, — рад бы довести, да сам не умею. След-то песцовый петляет и петляет. Вот-вот, кажется, за тем бугром притаился голубой песец и от его хвоста сполохи по небу пошли, а от спины его разливается по снегу лунный свет. Схвати, Весако, песца, не зевай, и будешь счастлив! Да как схватишь? Нападают на Весако лихие люди. Стрелы, как дождь, сыплются на него, но отскакивают от каменного хлеба, не принося вреда. Реки выходят из берегов, хотят утопить старика. А он с каменным хлебом в руках переходит через их бурлящие воды. Горы грозятся задавить старого ненца, а он и их одолевает, так уж хочет счастья себе, старухе, детям и внучатам... И всё равно песец не дается в руки. Да уж и есть ли он на свете, кто его знает...
