— Вы доктор. Вам необходимо выяснить у него, не нуждается ли он в медицинской помощи. — Он тоже казался озабоченным.
Эрик взглянул на Вирджила и подумал: “Меня привезли сюда для этого. Все было устроено для тот, чтобы я встретился с Молинари. Все остальное, все эти люди здесь просто служат прикрытием, чтобы одурачить Лилистар. Теперь я все понял. Я понял, что они от меня хотят. Я понял, кого я должен вылечить. Вот человек, для которого предназначены мое искусство и талант. Вот мой долг, вот то, что мне необходимо сделать”.
Наклонившись, он неуверенно произнес:
— Мистер Генеральный секретарь… — его голос оборвался. Его остановило не чувство благоговения — откинувшийся назад больной человек не вызывал этого чувства, — а простое незнание, он просто не мог себе представить, что можно сказать человеку, занимающему столь высокий пост. — Я врач, — сознавая свою неловкость, наконец сказал он. — Я занимаюсь пересадкой искусственных органов. — Он сделал паузу, но ответа не последовало. — Поскольку вы находитесь здесь, в Вашингтоне.
Молинари сразу же поднял голову, глаза его прояснились. Он взглянул на Эрика Свитсента и неожиданно пророкотал своим знакомым басом:
— К черту, доктор. Со мной все в порядке. Он улыбнулся. То была короткая, но глубоко человеческая улыбка. Улыбка понимания и сочувствия Эрику и его неловкой и вымученной попытке завязать разговор, — Развлекайтесь. Живите, как все.
— Я собираюсь попробовать малинового охладителя, — сказал Эрик, овладев наконец собой; его сердце снова билось нормально.
Молинари добродушно сказал:
— Старина Вирджил здесь неплохо устроился. У меня была возможность все осмотреть. Надо бы национализировать все это; сюда вложено слишком много частного капитала, а ведь он так нужен в нашей войне, — его полушутливый тон был достаточно серьезен. Очевидно размах воссоздания этого артефакта вывел его из равновесия. Молинари, как было хорошо известно всем жителям Земли, придерживался аскетического образа жизни, однако время от времени позволял себе отступления к сибаритству. В последнее время, однако, излишества постепенно сошли на нет.
— Это доктор Эрик Свитсент, — сказал подошедший Вирджил. — Черт меня побери, если это не лучший хирург-трансплантатор на Земле. В этом вы можете легко убедиться, заглянув в его досье. Он заменил у меня двадцать пять или двадцать шесть различных органов за последние десять лет. Впрочем, я неплохо плачу за это. Он загребает каждый месяц по довольно жирному куску. Хотя и не по такому жирному, как его любящая жена. — Он ухмыльнулся Эрику; его длинное худое лицо приобрело добродушное отцовское выражение.
