— Значит, так, — посол в упор смотрел на дьяка, — поснедай и не мешкая сбирайся в путь. Седлай лошадей и скачи к Матвееву, в Гаагу. Дорога тебе знакомая. Передашь на словах все, что зрел и слыхал про суда неприятельские.
Измайлов поступил правильно. Истинную цену таким сведениям знал только Андрей Матвеев. В прошлые времена он, не один год сидя воеводой в Архангельском, с давних пор был на лучшем счету у Петра, знал на деле, каким образом переправить такую важную весть царю. Минула еще неделя, и, меняя коней, курьер из Гааги спешил со срочной депешей в Посольский приказ. Он вез канцлеру Головкину тревожную депешу: шведы миновали проливы Зунд и направляются к Архангельскому…
Не ведал, конечно, Матвеев, что и флагман шведской эскадры пребывал в расстройстве.
— Все таверны Копенгагена обошли, герр адмирал, — оправдывались с похмелья капитаны, — ни датчане, ни голландцы в тех местах не бывали, а если и хаживали, так то, быть может, утаивают, ни за какие гульдены не соглашаются.
Глядя на красные физиономии посоловевших капитанов, Шеблад про себя чертыхался, жалея о потерянных двух днях. Остается доверять английским кгфтам, но ни в одной из них не обозначены фарватеры и глубины на подходах с моря к Архангельскому. Видимо, без промеров не обойтись, а быть может, повезет отыскать лоцмана на месте, в Беломорье…
В низовьях Двина раздваивается на добрый десяток верст, рассыпается на рукава-устья — Никольское, Пудожемское, Мурманское, Двинское, Березов-ское. На сорок верст протянулось Двинское устье.
В этих местах, богатых рыбой и морским зверем, осели много веков назад русаки, бежавшие от врагов из-под Новгорода, Пскова, Ругодива, Шелони…
Кормились рыбой: сельдью, навагой, лососем. Запасались впрок. Зимой били на льду тюленей, мясо — в котел, шкура — на одежду. Самые отважные помо-ры ходили на китовый бой к Груманту-Шпицбергену. Со времен Ивана Грозного повадились за добротными русскими товарами иноземные купцы в эти края, к Архангельскому.
На подходах к острову Мудьюг берут лоцмана, без него не обойтись в коварном, изобилующем подводными камнями и косами Березовском устье на пути к Архангельскому. Спускаясь к южной оконечности Мудьюга, лоцман указывает, где положить якорь, остановиться для таможенного досмотра, предъявить брандвахтенному судну положенные бумаги на купеческое судно и груз. Так было до недавнего времени, пока не поступил царский указ. Нынче с Мудьюга напрочь свезены все службы, не выставляется брандвахта
