Но.
Несмотря на все это, он был глубоко несчастен.
Воробей с ветки скосил глаз на проходившего по аллее юношу, моментально оценивая его цепким птичьим умом. Прохожий вовсе не выглядел несчастным.
Среднестатистический человеческий стандарт с физиологически крепким организмом и эстетически приятной наружностью. Правда, нос несколько коротковат для того, чтобы клевать зернышки, но, говорят, для людей это не имеет того значения, что для рядовых из отряда воробьиных...
Целеустремленно спешащий муравей едва успел отпрянуть из-под ног уверенно шагающего человека, который не выглядел несчастным, иначе он бы так твердо не шагал прямо по муравьиным головам.
И все же он был несчастен.
Пусть не снаружи, а где-то глубоко внутри.
Хотя...
Счастье - понятие весьма относительное, и относится оно ко всем одинаково - с равнодушным презрением.
А человек такое существо, что никогда не бывает доволен тем, что имеет, а посему счастлив не может быть вовсе.
Клим страстно любил поэзию. Хотя, сказать любил -отнюдь не правильное отображение его чувств. Вернее будет - преклонялся.
Как преклоняются перед божеством.
Восторгался, как чем-то недостижимо прекрасным.
Наслаждался, как изысканным деликатесом.
Упивался ее непостижимостью.
И мучился.
Страдал от ощущения неразделенной любви. От одиночества окружающей прозаичной жизни. От несправедливости матушки-природы, так жестоко обделившей его.
Самодостаточна ли красота?
Зачем природе красота, если она не может ее осознать и выразить?
Клим безумно завидовал всем ныне живущим поэтам. Не умершим, которые уже свое сделали и ничего нового добавить не могли. Их он почитал, а завидовал своим современникам. Не белой завистью, но и не черной. Желтой, зеленой, красной, небесно-голубой и льдисто-бирюзовой, но не угрюмой черно-белой.
Если бы был проведен спектральный анализ его зависти, то даже Ван Гог сошел бы с ума. Окончательно.
Так, безнадежно отмахиваясь от столь навязчивых мыслей, он дошел домой. Квартира пуста, родители на работе. Сумка с конспектами повисла на стуле, стоящем у его письменного стола. Этот предмет интерьера был аккуратно убран, а его полированная столешница любовно натерта байковой тряпочкой со специальной жидкостью.
Ах, как прекрасно было бы сесть за этот стол, достать идеально чистый лист бумаги, перьевую чернильную ручку, и летящим почерком наносить бессмертные слова, выстроенные в точном порядке вдохновения...
Только где ж его взять - вдохновение?
Не приходит, не навещает. И не подозревает о существовании такого субъекта приятной наружности по имени Клим...
