а великолепный поэт прошлого века провозгласил, что «во мне живет другое я»;
[4] что ж, звучит очень красиво, это можно обсудить во время светского ужина, но все это ни в малейшей степени не поколеблет нашей святой уверенности, что я — это я, а ты — это ты, и каждый — сам по себе.
— Лучшее доказательство, что я не вы: язык у вас подвешен гораздо лучше, чем у меня.
— Так бывает, когда своему внутреннему врагу слишком долго затыкают рот, и стоит ему освободиться от кляпа, как его уже не остановишь.
— Еще одно доказательство: когда я затыкал уши, я вас не слышал.
— Что же тут такого? Ты десятки лет не слышал меня, даже не затыкая ушей.
— Вот вам еще одно доказательство: я ничего не смыслю в янсенизме и прочих «измах». Вы гораздо образованнее меня.
— Ничего подобного. Просто я та часть твоего я, которая ничего не забывает. Вот и вся разница. Если бы у людей была хорошая память, они свободно обсуждали проблемы, кажущиеся им недоступными.
— Ну, вот вам еще одно доказательство, что я не вы: я терпеть не могу кокосовое масло.
Текстор расхохотался.
— Тоже мне доказательство!
— Но это так: я даже смотреть на него не могу, а вы признались, что обожаете его. Ну что, вам нечего возразить?
— Сейчас я тебе все объясню: та часть твоего я, что не выносит кокосовое масло, никогда не признается, что глотает слюнки, когда видит хот-доги, которыми торгуют на бульваре Менильмонтан.
— Ну что вы плетете?
— Если месье регулярно посещает деловые завтраки и ужины, где подают тюрбо с нежными овощами и прочие выкрутасы, то он стыдится сидящего внутри деревенщины, который на словах презирает гадости вроде кокосового масла или хот-дога с бульвара Менильмонтан, а сам только и мечтает о том, как бы дорваться до этих простолюдинских радостей и нагрузиться ими до отвала. Ты часто ходил с женой в тот квартал, на кладбище Пер-Лашез. Она любовалась прекрасными деревьями, вскормленными покойниками и могилами безутешно оплакиваемых невест. А тебя гораздо больше волновал запах сосисок, которые поджаривали на противоположной стороне улицы. Ты бы скорее провалился сквозь землю, чем признался бы в склонности к столь низменным утехам. Но я — та часть твоего я, которая никогда себе ни в чем не отказывает.
— Какой бред!
— Зря споришь. К чему скрывать свою единственную симпатичную слабость?
— Я ничего не скрываю.
— Ты любил Изабель?
— Я и сейчас люблю ее до безумия.
— Но ты готов уступить другому привилегию лишить ее жизни?
