— Начальником этой тюрьмы был Владимир Петрович Аракатов, — продолжала свой рассказ Евдокия Васильевна. — Мужик он был волевой. Всю войну прошёл. В Сталинграде заградотрядами командовал. А вот перед восточной красавицей не устоял!
— А можно поподробнее? — избавляясь от нервных переживаний, в будущем ставших причиной её добровольного ухода из жизни, Галина обратилась к матери. — Что значит — не устоял?
— Так влюбился он в неё! — это пояснение прозвучало от Евдокии Васильевны как сенсация.
— И что же было дальше? — нарочито по-детски спросил Дмитрий.
— А дальше вот что, — продолжала баба Дуся, — Владимир Петрович ухаживал за ней, как мог, а она никак не отвечала взаимностью. Так и уехала обратно в свой кишлак. Незадача, конечно, вышла. Владимир Петрович ходил после этого хмурый, как туча. Прошло полгода, а может, и меньше, и Владимир Петрович поехал к ней свататься. Уж не знаю, как у них там всё развивалось, может, калым большой её родителям повёз, а может, просто им понравился, но привёз он её к себе уже женой. И засиял, как солнышко, наш начальник! Мы тоже с Григорием рады за него были. Жили молодожёны на служебной квартире. А басмач, муж её первый то есть, продолжал срок отсиживать. Вот ведь как бывает в жизни — была женой зека, а стала женой хозяина тюрьмы.
— Ну, мне пора, — Дмитрий, отхлебнув глоток из дымящейся чашки, взглянул на часы.
— Куда это ты? — удивилась Евдокия Васильевна. — Поздно уже.
— Эх, мама, — Галина искоса посмотрела на Дмитрия, — неужели непонятно? У Димы свидание.
— Ваша проницательность меня пугает, — Дмитрий подмигнул Галине и встал из-за стола.
— Скажи, Дима, — Галине явно хотелось смутить парня, — у тебя с ней серьёзно или так, баловство?
— Разве в моём возрасте может что-то быть серьёзным и навсегда? — попытался отшутиться Дмитрий. — Повзрослею и оценю с высоты прожитых лет.
— Ошибки молодости, — мечтательно произнесла Галина, — это лучшее, что останется в наших воспоминаниях.
— Смотри, Дима, аккуратнее будь, — сказала Евдокия Васильевна.
К чему относилась эта фраза — к тому, чтобы Дмитрий был осторожен на тёмных улицах, или к тому, чтобы остерегался ошибок молодости, — было непонятно. Галина и Дмитрий посмотрели на Евдокию Васильевну и оба рассмеялись.
— Уважаемый суд и все остальные, имеющие уши! — Эдуард Казелин, зажмурившись, поскрёб мелкую щетину, сивым бархатом покрывавшую нижнюю часть лица. Даже когда Эдуард был в костюме и галстуке, какая-то маленькая неопрятность в его внешнем облике обязательно присутствовала — не застёгнутая ширинка, косо повязанный галстук, недоглаженная штанина брюк. Сегодня Эдуард был не брит.
