— Посмотри в холодильнике. Кстати мне тоже сделай пару бутербродов, — крикнул в ответ Игорь, подливая под струю воды импортную шампунь с любимым запахом роз.
Минут через десять на пороге с подносом в руках появилась Лола.
— Нехилая у тебя ванна, — заметила она, окидывая взглядом место блаженства своего нового знакомого. У того же из пены торчала лишь одна голова. Поставив поперек ванны доску, Лола водрузила на него поднос. Кроме бутербродов на нем присутствовали две запотевших бутылки «Жигулёвского», единственно признаваемый Игорем сорт пива. Бутерброды же Лолка соорудила своеобразные. Намазав огромные куски хлеба майонезом, она сверху пристроила все три вида колбасы найденной у Кижаева: ветчинную, сырокопченую и докторскую. Ни мало не стесняясь малознакомого, голого мужчину она присела на край ванны и принялась в упор разглядывать своего защитника.
— А по лицу не заметно, что тебя так сильно отхайдакали, — сказала она в перерывах между потребления пищи.
— Лицо я успел спрятать. Сзади по башке трахнули. Хорошо, у меня череп крепкий, как у мамонта. Сколько раз уже в этом убеждался. Это те два козла из автобуса?
— Да, они.
— Кто это?
— А, Жмуня и Пепел, пид…
Слово, которое девочка подобрала для определения характеристики парней, Кежа ни как не ожидал услышать из этих юных уст, даже со всеми скидками на испорченность нравов современной молодежи. Почему она записала парней в пассивные гомосексуалисты, Игорь выяснять не стал. После того удара по голове он был согласен с подобным термином. А Лола протянула руку и, ткнув пальцем в татуировку на плече Кижаева, спросила: — Это кто у тебя тут наколот? Что за татушка?
— Это альбатрос. Скиталец морей. Выколол, когда ещё служил в торговом флоте.
— Так ты моряк?
— Было и такое в моей жизни. Пять лет ходил в загранку, потом выперли.
— За что?
Игорь засмеялся.
— За поступок несовместимый с моральный обликом советского моряка.
— А по проще?
— А по проще из-за бабы. Пришли мы тогда в Сан-Франциско, это год восемьдесят пятый, все за шмотками на берег рванули, а меня не пускают, молод больно, у трапа поставили. Смотрю — негритяночка одна ходит по пирсу, по сторонам поглядывает. Ну, перемигнулись мы с ней, я ей несколько зелененьких показал и провел на судно. А когда уже выводил, третий помощник капитана засёк, собака. В те времена с этим было строго. "Облико советико аморалишо", — процитировал он. — Так и турнули меня с морфлота.
— Ну а как тебе эта, негритянка?
