Мартин, Мартин... | страница 38
Курт с Торбеном уставились друг на друга.
— Ничего, подождем минут десять, а то и пятнадцать, — сказал Торбен. — Бежать за ним нет никакого смысла, да и сдается мне, он знает, где пекарня. Дорогу сюда он, во всяком случае, знал…
Курт налил в мойку воды — пора было приниматься за посуду.
— Мальчик-то не из болтунов, — сказал он.
— А когда ему болтать-то было? Ты громыхаешь без остановки. Бедному ребенку и слова вставить не удается.
Курт пожал плечами:
— Может, ты и прав. Поживем — увидим.
Молча перемыли они посуду. Курт то и дело поглядывал в окно.
Потом вдруг крикнул:
— Смотри, вот он! Ну и ну!
— Ты держись как ни в чем не бывало, — сказал Торбен.
Курт кивнул:
— Да, конечно, ты что, за дурака меня принимаешь?
— Отношения как-нибудь в другой раз выясним…
— Привет, Мартин! Молодец! Теперь и поесть можно.
Мартин положил хлеб на стол.
— Вы мне не сказали, какой хлеб купить — белый или черный. Вот я и купил ржаной!
Курт усмехнулся:
— Ржаной хлеб люблю больше всего на свете, по крайней мере с сегодняшнего дня!
Курт принялся вытирать столешницу, а Торбен тем временем убрал всю посуду, потом достал откуда-то сало и маргарин, а потом миску с домашним печеночным паштетом и нарезал колбасы.
Был еще сыр, но такой вонючий, что Курт даже присвистнул.
— Нет, Мартину мы такого не дадим, — сказал он.
Зато паштет прямо-таки таял во рту. Мартин съел три бутерброда.
— Паштет Флéмминг готовил, — с набитым ртом прошамкал Курт. — Флемминг все умеет.
И еще Курт сказал, что сейчас из всех обитателей коммуны дома он один, но остальные, надо думать, скоро придут, кто когда.
— А сам ты раньше где жил? — спросил он Мартина.
— В Ютландии, — ответил мальчик.
Поймав предостерегающий взгляд Торбена, Курт умолк.
Но Мартин вдруг начал рассказывать сам, без всякого принуждения. Он рассказал все по порядку — с того самого дня, когда умер отец. Как мать вдруг сломалась, как семья стала разваливаться.
Мартин пытался объяснить, как случилось, что он очутился в детском доме. Хоть он и сам толком не понимал, почему и зачем его туда отослали. Вроде бы у матери что-то с нервами.
Только вот о Ли Мартин не обмолвился ни единым словом. И не стал рассказывать, как ему удалось сбежать из детского дома. Он заметил, что Торбен слушает его с большим интересом, и старался не проговориться.
— А когда я вернулся домой, — продолжал Мартин, — в квартире оказался какой-то тип, видно к матери моей пристроился. На него даже глядеть противно. Сестренка тоже ушла из дому, но она молодец, живет как надо.
