— Тебе виднее, Саша. Вернусь поздно, лягу в гостевой комнате, чтобы тебя не будить. Целую.
Дюген повесил трубку и какое-то время сидел, уставившись в пустоту. Из задумчивости его вывел Николе:
— Шеф, есть пара минут?
— Да, заходи.
— Американцы сообщили кое-что стоящее. На Брэда Арсено имеется досье в Луизиане. Завсегдатай собраний анонимных алкоголиков своего прихода. Но у него случались срывы. Шум по ночам, порча общественного имущества.
— Неприятности с отделом нравов?
— Я продолжаю копать. У моего источника есть еще информация, но он ждет, пока начальство даст добро.
— Так держать, Людовик.
Дюген знаком предложил ему присесть.
— Что думаешь об этом? — спросил он, указывая на разложенные на столе папки.
— А что, если связь между преступлениями — закрытое лицо, шеф?
— Лу Неккер умерла с пакетом на голове. Натали Пуже найдена на скамейке в парке Ситроена с пиджаком на лице. Здесь можно говорить о модус операнди серийного убийцы…
— Но Пуже изнасиловали, прежде чем задушить, а Неккер нет.
— Как знать, убийцу могли спугнуть.
— Тогда получается, что он собирался изнасиловать ее уже мертвую. С Пуже было не так.
— Нет никаких совпадений. Возраст, внешность, образ жизни — все разное. Но возможно, существует связь, которую мы упустили. Придется пересмотреть оба дела под микроскопом. Но прежде пошли кого-нибудь в эту общину.
— А у вас есть что-то новое?
— Компакт-диск, который я взял в номере у американца. Не исключено, что это запись «Вампиреллас». Проследи, чтобы проверили.
— Американец припрятал фотографии Лу Неккер, но оставил на виду диск. Разве не странно?
Вместо ответа Дюген нажал на кнопку и сделал звук погромче.
Веселье мира, его страсть — они для тебя, лишь попроси.
Я только того и жду.
Кожа мира, его губы — все для тебя, лишь сдайся мне.
Я только того и жду…
Ее короткие светлые волосы почти скрывала красная бандана, усеянная зебрами. Любимые шорты (вещица цвета хаки, знававшая лучшие времена и разные широты) в заплатах из смайликов дополнял топик с изображением кирпича, запрещающего проезд, и парочка прочных грубых башмаков «Патогас», а как дань женственности — носки, украшенные миниатюрными жирафами. Она терпеливо ждала в угрюмом коридоре, глаза у нее слипались. Накануне она до двух часов ночи трудилась в «Калипсо», и этот утренний вызов в комиссариат Тринадцатого округа пришелся совсем некстати. В конце концов она заснула и во сне вернулась в свою постель. Фрэнк Синатра собственной персоной пел для нее «Му Funny Valentine».
