В мае 1924 года в течение двух недель выездная сессия Верховного суда РСФСР слушала в Ленинграде грандиозное дело судебных работников. Прокурорскую трибуну вновь занял Вышинский. Для него этот процесс оказался как нельзя более кстати. Он окунулся в родную стихию, где беспрепятственно мог оттачивать свое остроумие и красноречие, ведь «громить» приходилось коллег-юристов. Скамью подсудимых заняли 42 человека. В их числе были 17 следователей, судей и других служителей Фемиды, в частности бывший следователь военного трибунала Ленинградского военного округа, заместитель председателя кооператива Ленинградского совета народных судей Сенин-Менакер, исполнявший обязанности начальника следственного отдела Ленинградского губернского суда Кузьмин, старшие следователи Шаховнин, Михайлов, Копичко, народные судьи Пахомов и Тевелев, прокурор Цыбульский, члены коллегии защитников при Ленинградском губернском суде Бродянский и Масинзон. Вторую группу подсудимых составляли 25 нэпманов, владельцев магазинов и частных лиц.
Как было отмечено в обвинительном заключении, «группа судебных работников г. Ленинграда по предварительному между собою сговору, в нарушение своего служебного долга, явно подрывая авторитет судебной власти, в целях личного обогащения вступила на путь систематического взяточничества». Для этого, по версии следствия, они вошли в связь с нэпманами и «различными преступными элементами», заинтересованными в прекращении своих дел. Суммы взяток колебались от 650 рублей до 39 тысяч рублей. Собственно говоря, прямой связи между всеми подсудимыми не было. В этом деле были искусственно соединены материалы о нескольких преступных группах. Однако такое нагромождение было только на руку обвинителю. Вышинский говорил вдохновенно и с большим пафосом: «Взятка сама по себе — гнуснейшее орудие разврата, но она становится чудовищной, когда дается следователю или работнику юстиции. Ведь едва ли можно вообразить что-либо ужаснее судей, прокуроров или следователей, торгующих правосудием. Суд — один из величайших устоев государственного строительства. Разложение судебно-прокурорских работников, разложение суда — величайшая опасность для государства!..»
Вышинский поддержал обвинение в объеме, сформулированном следствием, в отношении всех подсудимых, за исключением Масинзона и Лондона, но все же просил суд учесть их «преступные связи». В заключение своей речи Вышинский вспомнил древнеиндийскую мудрость, гласящую: «Наказание бодрствует, когда люди спят». Он сказал: «Наказание — это сама справедливость. Вот этого наказания я и требую для подсудимых именем нашей Республики. Я требую сурового наказания, беспощадного наказания, которое разразилось бы здесь грозой и бурей, которое уничтожило бы эту банду преступников, посягнувшую на честь судейского звания, запятнавших своими преступлениями великое имя советского судьи. Я требую беспощадного приговора. Пусть этот приговор очистительной грозой пронесется над головами преступников... Я требую расстрела всех главных виновников...»
