Потом хозяева ругали его за перевод бумаги и чернил. А он сердился на себя за то, что не мог выразить в письме и малой части ощущаемого…
Сбивая листья, сквозь ветки пролетела стрела. Она упала в трех шагах от Тильта, напомнив ему о реальности. Шум битвы вроде бы стал громче, ближе. Ясно слышались крики.
– Отрезай! – истошно орал кто-то в стороне. – Там Смешливый Ферб!
– Справа, справа заходи!
– Зови подкрепление! Взревел рог.
Еще одна стрела пробила терновые заросли, упала неподалеку, потеряв силу. Тильт вжался в землю, попытался зарыться в листья.
Что-то происходило. Совсем рядом.
Лязгала, громыхала сталь. Трещал валежник. Отовсюду неслись крики. Слышался топот. За кривыми стволами мелькали тени. Щелкали по деревьям стрелы – все чаще и чаще.
Нужно было прятаться.
Или бежать.
Тильт задергался.
Бежать? Или прятаться?
Или сражаться?
Где-то была сабля. Он притащил ее с собой. Потом бросил.
Где-то здесь. Где-то…
Пальцы его коснулись холодной стали. Он, приподнявшись, вытащил оружие из-под листьев, обхватил рукоять обеими руками, занес саблю над головой.
Страшно было представить, как этот клинок врубается в чье-то тело.
Страшно было подумать, что одно движение может прервать чью-то жизнь.
Такое простое движение… Он взмахнул саблей. На землю упала срубленная ветка.
Прятаться!
Приняв решение, он срезал еще несколько ветвей побольше, подтащил их к своему убежищу, прикрыл ими яму, а сверху бросил охапку листьев. Вышло довольно неплохо. Если кого-то и занесет сюда, он пройдет мимо, не заметив, что под кучей хвороста у корней кривого тернового дерева прячется свернувшийся клубком мальчишка.
Почтенный мастер… Ну надо же – почтенный мастер…
Тильт негромко рассмеялся. Ему было совсем не смешно – но он давился смехом. И никак не мог остановиться.
Смеясь, полез он в укрытие. Смеясь, засыпал себя листьями. И лишь скорчившись на холодной земле, обняв саблю, немного успокоился.
Примерно в сорока шагах от него шел бой. Совсем рядом люди убивали людей. Тильт слышал, как умирают побежденные и как ликуют победители.
А потом он услышал, как кто-то продирается сквозь заросли, направляясь точно к нему…
Человек, распятый на засаленной стене пыточной, был стар, толст и тяжел, что усиливало его муки. Впрочем, страдать ему оставалось недолго, и палач это понимал не хуже любого лекаря: отложив в сторону кривые щипчики, он сказал своему коллеге:
– Похоже, брат Олма, подопечный наш вот-вот кончится. Посинел вон как, дрожит… Верный признак.
