Сверлилкин долго молчал, потом сказал, отчеканивая каждое слово:
— Если со мной что-нибудь случится, подождёшь недолго, может, вернусь. Если нет — придёшь сюда, вот тебе, — он сунул Митьке в руку отмычку. — Будешь ставить по одной мине. Место каждый раз выбирай другое. Хорошо запомнил?
— Ну.
— Видел, как я ставил?
— Ясно дело.
— А теперь пошли. Эх и долбанёт сегодня!
— А завтра ещё! И послезавтра!
— Мин хватит. Хоть на год!
Сверлилкин не знал, что уже через три дня будет далеко от этих мест и никогда в жизни больше не увидит Митьку.
Утром на развилке, едва началось интенсивное движение, прогремел взрыв. Он был намного сильнее первого, его гул долетел до автомастерских.
Но на следующий день мина не взорвалась…
Целый день с утра лил дождь. Тучи, тяжелые, словно выкованные из черного гремучего железа низко нависли над селом, и не было в них ни одного оконца, ни одного просвета
В мастерской свет горел, словно ночью.
Сверлилкин под разными предлогами несколько раз выходил из мастерской. Стоял под дождем, прислушивался.
Взрыва не было.
В чем же дело? Мину они с Митькой установили у самого въезда на развилку. Давно уже должна бы рвануть. В чем же дело?
Минул полдень. Взрыва не было.
Механику Соколову нездоровилось.
Он сидел у себя в конторе и поминутно пил воду, его мучила лихорадка, горло всё время пересыхало, губы обметало и стягивало жаром.
Он вынул из подмышки градусник. Тридцать восемь и пять!
Несколько раз звонил Штубе. Беспокоился о здоровье своего механика. Прислал с вестовым жаропонижающее. Но когда Соколов сказал, что неплохо бы ему съездить в Брянск, показаться врачам, Штубе, помолчав, посоветовал полежать дома. Совет этот был равносилен приказу. Отлучиться из мастерских Соколов не мог.
Он отодвинул ящик стола и, положив на место градусник, снова взялся за стакан с водой. Тридцать восемь и пять! Это с утра. Что же будет вечером!
Еще три дня назад Штубе не только бы отпустил его в Брянск, а сам бы подал машину с личным приказанием отвезти его в госпиталь. Но после этих взрывов на развилке Штубе сразу переменился. Кажется, он теперь никому не доверяет. И если не принимает крупных мер, то лишь из-за того, что ему необходимо достроить аэродром. Штубе — опытный организатор, он, без сомнения, занимал раньше какой-нибудь высокий административный пост, неспроста он так смекалист и изворотлив.
Одни его приказы с этими льготами и заигрывание с населением чего стоят! «Я — добрый немец, я не такой, как все…»
