Ариель | страница 6



В глазах у Ганки заблестели слезы и беззвучно отправились в путь по маленькому личику.

— Я не хочу, чтобы ты… из-за меня… Знаешь, дед, я, наверное, очень глупая…

— Почему же?

— Это он во всем виноват! — вырвалось у нее с плачем.

— Кто?

— Да Явурек!

— Как это? — не мог понять тренер. — Что у него с тобой общего?

— Он отобрал у меня Ариэля!

— Кого?

Теперь он и вовсе ничего не понимал. Картина, вместо ожидаемого прояснения, замутилась. Явурек, Ариэль — что за головоломка?

— Знаешь, только не сердись, я сказала тебе не все… Я должна тебе признаться, вернее, должна, была…

Маленькая рекордсменка уже не сдерживала рыданий. Слезы, как прозрачные шарики, скатывались одна за другой и рисовали грязные дорожки на лице надежды легкой атлетики.

— У меня был такой маленький медвежонок, — начала она неожиданно свою исповедь. — Такой хорошенький, мягкий, лохматый и розовый. Мне дала его бабушка, когда я была еще совсем маленькой. А она получила его от своей бабушки, и всю жизнь он приносил ей счастье. Теперь уже таких лохматых не делают, это негигиенично или как там еще…

— Это верно, — подтвердил Петр.

— Вот видишь! Я с ним играла иногда, когда у меня была свободная минутка, и сшила ему рубашечку и брючки, такие клетчатые на бретельках, и шапочку с козырьком… И всегда брала его с собой на соревнования как талисман.

— Талисман? — не поверил Петр. — А зачем?

— Он меня тоже об этом спросил. Я понимаю, что это глупо, что все зависит от подготовки, я, конечно, на него не надеялась… Ты ведь мне веришь, дед? Или тоже нет?

— Но какая тут связь?.. — все еще не улавливал смысла Петр. Разноцветные осколки слов отказывались складываться в понятную картину.

— Перед стартом в мою раздевалку зашел Явурек. Начал говорить, что Центр в меня верит, что медаль мне обеспечена и все такое. И вдруг он увидел в сумке Ариэля. Ты бы видел, как он разъярился! Со злостью вытащил его и начал на меня кричать. Как здесь оказалось это барахло из прошлого века, и сколько в нем должно быть пыли и микробов, и что я рискую здоровьем и позорю доброе имя нашего спорта, и понимаю ли я, сколько средств вложило в меня общество, он не сказал — денег, а средств, и можно ли в наше время, в конце двадцать первого века, надеяться на какой-то идиотский талисман, если мало тренируешься?

Ганка с трудом выдавливала из себя слова, горло у нее перехватило от вновь пережитого унижения, и Петр вдруг понял, что стоящая перед ним европейская рекордсменка всего лишь маленькая, восьмилетняя девочка с быстрыми ногами, преждевременно попавшая в изуродованный мир взрослых.