Мы вышли на улицу. Я нес дешевый мексиканский чемодан. У Сэнди Голдена через плечо висел рюкзак. Нан тащила похожую на барабан шляпную коробку, покрытую красным пластиком, имитирующим крокодиловую кожу. Скудные пожитки Шака поместились в коричневом бумажном пакете.
Мир был ясен, бессмыслен и равнодушен. Целый час мы пытались остановить машину, но нас было слишком много. Нан уселась на мой чемодан, а Сэнди принялся разглагольствовать о сексуальном подтексте, заключенном в американском автомобиле. Когда начало темнеть, остановился грузовик. Нан села в кабину, а мы забрались в кузов. Нас высадили в Брэккетвилле, в тридцати милях от Дель-Рио. Водителю нужно было поворачивать на север. В каком-то вонючем кафе мы съели подозрительные гамбургеры.
Я находился с этими людьми достаточно долго, чтобы понять истинные отношения между ними. Шак терпеливо обхаживал Нан с вполне ясными намерениями. И ей и Голдену было заметно его возбуждение, когда он находился рядом с ней. Его желание было так сильно, что воздух, казалось, насыщался запахом муксуса.
Мы нашли место для ночлега в Брэккетвилле, по полтора доллара за койку. Маленькие рассохшиеся домики размером восемь на десять футов, крашенные под желтый кирпич, каждый с двуспальной железной кроватью, просевшей, как гамак, одной сорокаваттной лампочкой под потолком, грязной раковиной, одним стулом, двумя узкими оконцами и одной дверью. На полу потрескавшийся линолеум. Уборная на улице, серые простыни, вместо вешалок вбитые в стенку гвозди, короче, райский уголок.
Комплекс состоял из шести домиков. Мы оказались единственными жильцами и сняли три хижины. Четыре с половиной доллара за три кровати. Мы немного поболтали в домике Сэнди и Нан. Шак сидел на стуле, Сэнди и я — на кровати. Нан — на полу. Сэнди снова раздал таблетки.
— Это смерть, парень, — заявил он. — Ты погружаешься на шесть футов туда, где можно говорить с червями.
Мы разошлись по своим хижинам. Я спал в среднем домике. Стараясь не думать о клопах, отключился так быстро, что даже не слышал, как она вошла. Когда Нан забралась в постель, я в испуге проснулся. Она раздраженно толкала меня:
— Эй! Эй, ты! Эй!
Я спал так крепко, что совершенно забыл, где нахожусь. С почти невыносимой радостью я обнял Кэти Китс и нашел ее губы. Но губы и кожа были не те, а от волос несло какой-то кислятиной. Наконец до меня дошло, что Кэти мертва, и я вернулся в реальность.
— Нан?
— А ты думаешь, это маленький Бо Пип? — сонным и хриплым голосом ответила Козлова, механически лаская меня.
