— Сходи, действительно, Василий, купи там на всех, — предложил Олег Николаеву. — Ты мне все равно десять литров должен. Мужики, будите?
— А как же, — согласился за двоих Самойленко.
— Постой, какие это еще десять литров? — удивился Василий.
— Как какие? Уже забыл, что ли? Простые. Про армян спорили, час назад?
— Постой! — Возмутился Николаев. — Мы же на бутылку пива договаривались!
Ведяхин усмехнулся.
— Вась, про бутылку и речи не было. Мы спорили просто по пиву. Забыл? А я люблю бочковое пиво, знаешь, есть такое, железные банки по десять литров. «Бавария», "Гиннес". Ну, уж так и быть, обойдешься и восьмью бутылками обычного, советского, бутылочного.
Николаев сокрушенно покачал головой.
— Да, Олежек, тебе палец в рот не клади. Куда мне потом-то идти с этим пивом?
— А вон, тот дом, — Котелевский показал рукой на пятиэтажку на самом пределе видимости. — Первый подъезд, квартира как у этой грымзы.
— Ладно, найду.
Открывшая дверь оперативникам миловидная женщина лет сорока, сразу поняла, зачем пришли эти люди.
— За Фомкой? — спросила она каким-то жалобным голосом.
— Да, — подтвердил Самойленко, — где он?
— Нет его. В бар пошел.
— В какой бар?
— В «Жигули».
Они переглянулись.
— Там сейчас этот ваш коллега, — вежливо напомнил участковый.
— Да, точно, — и Олег торопливо достал свой мобильник. В это время его напарник как раз уже заказал не восемь, а десять бутылок пива. На звонок он отозвался сразу.
— Да, слушаю.
Выслушав то, что сказал ему Олег, Николаев согласился.
— Хорошо, жду вас здесь.
После этого Василий обернулся к продавщице.
— Знаете что, мои друзья раздумали, они скоро будут здесь. Так что я их здесь подожду.
Он отошел к угловому столику, сел, оглядел зал. Из десяти столиков были заняты штук пять, так что народу было достаточно, и чтобы все видеть, и самому не маячить на самом виду. Нужного ему человека Николаев заметил не сразу. Фомичев сидел в дальнем, от него, углу, к нему спиной, и только татуировка, которой был богат Иван, подсказали оперу, что это именно он. А татуировка стала видна потому, что Фомка чересчур сильно размахивал руками. Похоже, он спорил о чем-то со своими собеседниками, которых Николаев, как раз рассмотрел прекрасно. Один из них был без сомнения, русским: сивый, курносый, с помятым лицом хорошо пьющего человека. А вот двое остальных были явные кавказцы. В отличие от Фомки они сидели молча.
— …и это чистая работа!? Я садиться из-за вас не хочу, — наступал Иван.
