Те, кто ушли в иной мир, оставили Иерока наедине со множеством неясных, неразрешимых вопросов, на которые, как ни ищи, нет ответа. Иерок знал те самому малопонятные слова, с которыми нужно было обращаться к Неведомым силам. Были действия, наполненные затаенным смыслом, их нужно исполнять, не вникая в суть. Толкование ответа целиком и полностью зависело от умевшего вопрошать и слушать. Иерок, положа руку на сердце, мог только самому себе признаться в том, что почти все, что он говорил от имени Неведомых сил, подсказывалось его собственным опытом и интуицией. Еще ни разу не удавалось ему получить Свыше какой-либо внятный ответа Иерок умел и камлать, доводя себя до исступления, и тогда ему даже чудились какие-то голоса, но собственный разум убеждал, что это всего лишь игра воспаленного воображения, тем более что дурная веселящая вода приводила в подобное состояние куда быстрее и проще, нежели многочасовое изнурительное камлание в тесном и темном пологе.
И все-таки Неведомые силы были. Во всяком случае, с ними надо жить в мире и согласии, не лениться иной раз принести им жертвы, исполнить полагающийся обряд. Они могли отозваться и добротой, и Иерок даже знал, где, в каких местах вокруг Урилыка легче было общаться с ними. Он нашел эти места сам, открыл их, бродя возле селения в поисках ответов на мучившие его вопросы.
Вот и сейчас в густой, как моржовая кровь, темноте ему хотелось услышать Свыше хоть малый намек на одобрение его решения, но он ничего не слышал и ничего не чувствовал, кроме тревоги собственного сердца.
Рано утром четвертого августа прошли Уэлен. В молодости Иерок бывал в этом большом селении, где вместе жили чукчи и эскимосы. Сюда издревле в летнюю пору со всего побережья люди съезжались на песенно-танцевальные состязания.
Но с Урилыка не ездили вот уже несколько лет. Не на чем, да и заботы были другие, не праздничные. Где-то здесь стоит яранга знаменитого певца и морского охотника Атыка, который славился по всем селениям, раскиданным на огромных пространствах от мыса Энурмин до выступа Канэгыргын, слава его гремела на островах Имаклик и Иналик, и даже на другом берегу Берингова пролива… А хорошо было бы сойти на берег, послушать Атыка и его сородичей. Да и у самого есть что спеть. Все эти дни в душе Иерока как бы сами собой рождались новые мелодии и складывались слова, тело мысленно повторяло движения в такт звучащему в его ушах бубну. Рождался новый эскимосский танец, Танец Прощания, Танец Надежды, который Иерок намеревался исполнить на берегу острова.
