Ушаков подождал, пока Павлов перевел его слова. Потом услышал, как эскимосы стали о чем-то переговариваться между собой.
— Одобряют… — пояснил ему Павлов.
Это воодушевило Ушакова. Значит, люди поняли его правильно. Про себя он отметил, что надо срочно браться за изучение языка.
— Вы хорошо знаете, что случилось со зверем у ваших берегов. Его почти не осталось, потому что моржа и кита, тюленя и пушного зверя многие годы хищнически истребляли. Что брал белый человек, как вы называете американцев и нас, русских, от кита, например?
— Китовый ус, — напомнил Иерок. Он сам в свое время мечтал добыть большого гренландского кита, чтобы купить деревянный вельбот.
— А все остальное — мясо и весь жир, которым могло кормиться не одно такое стойбище, как Урилык, просто выбрасывалось, пропадало, — продолжал Ушаков. — А вы знаете, на что шел китовый ус?
— У нас из него делали полозья для нарт, рыболовную леску, на которую не налипал лед, разный инструмент, — сказал Иерок, который, если уж его позвали на помощь, старался как можно лучше выполнить свою задачу.
— А те, кто на мощных китобойных шхунах приходили сюда, вырывали китовый ус, чтобы делать из него… — Ушаков на минуту задумался, — каркасы для женских задов!
Павлов хоть и старался точно перевести сказанное, но тут все же растерялся. Иерок удивленно взглянул на Ушакова и спросил:
— Неужто у ваших женщин такие тощие зады?
— Зады обыкновенные, — принялся объяснять Ушаков, досадуя на себя за то, что уклонился от главной линии разговора, и забеспокоился: удастся ли выбраться из этого затруднения. — Но некоторым богатым женщинам хотелось, чтобы они выглядели еще пышнее, как бы толще.
— А для чего? — подала вдруг голос внимательно слушавшая умилыка Нанехак.
— Не иначе как для приманки, — высказал свое предположение Кивьяна. — Ведь для всего остального каркас не нужен! Он только мешает…
Кивьяна мог говорить об этом со знанием дела, ибо детей у него было множество, и жил он со своей женой душа в душу.
— Каким надо быть глупым мужчиной, чтобы попасться на такую приманку! — с презрением заявил Анакуль.
— От моржа брали только клыки и кожу, — продолжал Ушаков, осторожно пытаясь выбраться из опасного водоворота беседы. — А самое жизненно важное — тоже выбрасывали…
— А рыбу как ловили! — вспомнил вдруг Павлов. — Перегородят Анадырь и черпают все в свои кунгасы.
— Особенно японцы. Каждое лето пригоняли к нам тысячи рыболовов!
— Это был грабеж народных богатств, — подтвердил Ушаков. — Они брали то, что принадлежало по праву эскимосам и чукчам, что составляло основу жизни в этих краях. И теперь, когда вся земля и ее богатства принадлежат народу, такого больше не будет.
