"Сильный и добрый" взбирался на сопки, скатывался по склонам, переходил ручьи, гремел камнями на речных отмелях, ломал морошку и грибы. На тундровой почве оставалась рваная колея, тотчас заполнявшаяся темной водой.
В кузове вездехода лежали оленьи туши, шкуры и связки оленьих чулок — камусов. В полдень водитель остановил вездеход у берега речки, набрал воды и быстро вскипятил чай на бензиновом пламени.
Он угостил Вэкэта холодным оленьим мясом, налил кружку чая и еще раз спросил:
— Значит, большим начальником решил стать?
— Решил, — ответил Вэкэт и принялся сосредоточенно, как взрослый, пить чай.
В селение приехали к вечеру, когда солнце уже садилось за Западный мыс. Вэкэт вышел у школы-интерната. Здесь его уже ждала воспитательница, женщина с удивительно белым лицом и черными волосами, коротко остриженными и завитыми. Она привела Вэкэта в комнату и показала его кровать. Комната была полна таких же, как и он, мальчишек. Все ребята были одинаково острижены и одеты в одинаковую одежду. Вид у них был какой-то напуганный. Они даже между собой разговаривали шепотом и были так похожи друг на друга, что Вэкэт принял их за родных братьев.
До начала учебного года оставалось еще два дня. За это время Вэкэт с помощью своих товарищей познакомился с селением. Дома располагались на высоком мысу, и отсюда открывался такой простор, что захватывало дух и кружилась голова. Свесив ноги с обрыва, сидели старики и смотрели в бинокли: в море за китом гнались охотничьи вельботы. Изредка старики перебрасывались малопонятными словами и недовольно оглядывались на глазеющих мальчишек.
Вэкэт побывал у дома дирекции совхоза, в сельском Совете, заглянул в большие окна сельского клуба, постоял возле огнедышащего горна механической мастерской и даже успел сбегать километров за пять от совхозного поселка на звероферму.
Вэкэт бежал по колее, проложенной в земле тракторными гусеницами. Пушные звери жили в клетках. Тоскливыми глазами они смотрели на Вэкэта, лениво жевали пищу или вдруг начинали бегать от стенки к стенке, тыкались мордочками в мелкие ячейки железной сетки и судорожно вдыхали оставшийся на воле воздух свободы.
Вэкэт вдруг почувствовал жалость к ним, и на глаза его навернулись слезы.
— Они как пленные, — сказал он другому мальчишке.
— Да, — согласился товарищ.
То ли звериная тоска передалась ему, то ли вдруг вспомнилось родное приволье, но Вэкэт всю ночь тихо проплакал, лежа под холодными, непривычными простынями.
