Александр Суворов | страница 39
— Что же говорят эти мудрецы? Чаю, среди них есть и вольнодумцы? — с насмешкой молвил Соковнин.
До сих пор краткий и отрывистый в ответах, Суворов заговорил о философии так пылко, что Соковнин, несколько напуганный, остановил его движением руки:
— Довольно, друг мой, довольно! Поменьше философии, побольше практики… Танцевать умеешь?
— Люблю попрыгать, — ответил Суворов.
— Ну хорошо. Служи. Я буду держать тебя на мушке.
— Благодарю, сударь.
— Скажи все же, чего ты хочешь для себя?
— Славы воинской и славы отечества.
— Изрядно! Где ты остановился? Сколько хлопцев отпустил с тобой родитель?
— Остановился я у дяди моего, Суворова, капитана гвардии в Преображенском полку.
— Где же будешь жить?
— Хотел бы в ротной светлице. А батюшка велел у дяди…
— Живи лучше у дяди. В полку найдешь старых знакомцев: Ергольских, Дурново, Юсупова. С ним, помню, ты знатно дрался в первый раз.
— Потом мы подружились. Только, сударь, мне с ним не по пути.
— Что так?
— Гусь свинье не товарищ. Он богат — я беден. Он князь — я служивый. Он красавец — я, сударь, видите каков.
— Ничего, служи, — закончил свои наставления премьер-майор. — Пей — не напивайся, ешь — не наедайся, вперед не вырывайся, в середину не мешайся, в хвосте не оставайся. Помни, ты у меня на мушке. Ступай!
В смутном волнении Александр вышел из полковой избы. Шермак, стоявший у коновязи, увидев хозяина, поднял голову от кормушки и радостным ржанием приветствовал Александра.
Похлопав Шермака по шее, Суворов повторил только что полученное наставление:
— «Ешь — не наедайся, пей — не напивайся…»
Приехав в Петербург ночью, Александр еще не отдохнул от качки и тряски зимней ухабистой дороги на почтовой тройке. Все плыло в глазах у Александра, и земля качалась под ногами, словно он вернулся из долгого морского путешествия.
«Вот куда я попал! Вот куда я стремился!» — говорил себе Александр, осматриваясь кругом.
День стоял безветренный, морозный. Туман затягивал дали сизой мглой. Казалось, что небо низко и вершины елей достигают облаков. Вправо на север уходила только что начатая просека Загородной перспективы. Извозчики-солдаты тянулись вереницей, вывозя на санях бревна с нового проспекта. Из лесу с разных сторон слышался стук плотничьих топоров — рубили связи для солдатских светлиц: полк только еще обстраивался в новой столице.
Из лесу поперечными просеками выходили кучки солдат с мушкетами на плече, в плащах с подобранными полами. Накануне выпал глубокий снег. Солдаты шли вразброд, утопая в сыпучем снегу. Не слышно было привычного в московской Семеновской слободе рокота барабанов с подвизгиванием флейт.