— Ты на коне? Коня поставь в денник.[16] Акинф Петрович, распорядись. Прощай, солдат! Служи, учись!
Александр поклонился.
— Говори: «Счастливо оставаться», — шепнул Александру Акинф Петрович.
— Счастливо оставаться, господин премьер-майор!
Соковнин кивком отпустил Александра.
После его выхода из присутствия там снова поднялись смех и говор.
В канцелярии Акинф Петрович приказал:
— Иванов!
— Есть!
— Отведи солдата Суворова в полковую школу, в солдатский класс. Скажи Бухгольцу — Соковнин приказал. Коня Суворова поставить в денник гренадерской роты. Дать овса. Вычистить. Осмотреть подковы.
— Он у меня не кован, — сказал Александр. — Из деревни…
— Не кован — подковать.
— Слушаю. Идем.
Писарь взял Александра за руку и повел из канцелярии вниз.
Караульные в сенях по-прежнему бились в шашки. Увидев Александра, первый караульный сказал:
— Ага! Что я тебе говорил: наверх не ходить… Вот тебя сейчас и взгреют.
Писарь на ходу крикнул:
— Евонный родитель премьер-майору друг и приятель…
— Вот те на! — воскликнул второй караульный. — Так ты ему, милый, не сказал, чаю, что я тебя за ухо драл?
— Сказал, — не останавливаясь, ответил Александр.
— Так! Стало быть, не тебя, а меня взгреют! — И, оборотясь к доске, караульный прибавил: — Тебе ходить.
На дворе Александр показал писарю Шермака. Некормленный конь грыз железную обивку коновязи, «тебенюя» копытом.
— Вели, дяденька, напоить коня. Я его прямо с ходу взял…
— Ладно. Чего ты ездишь на неоседланном коне? Без седла и коню и всаднику тяжелей. Эх ты, деревня! Идем!
