…Обратная дорога в Херсон заняла больше трех недель. Корова трижды вырывалась, не хотела уходить из родного городка. Лишь с четвертого раза удалось ее вывести.
Весна была в разгаре, земля зеленела травкой, но время было голодное. И на этот раз Манька спасла нашу семью от лишений военного времени.
…Еще в передней я услышал взрыв хохота. Вхожу и замираю на пороге, словно обухом ударили по голове. За столом сидят трое: Яна, ее мать Эйжбета Даниловна и… Сергей Иванов. Пьют чай с сухариками. На лицах еще витает улыбка, видно, Сергей их чем-то рассмешил — он в этом большой мастак.
— Чего стоишь? Проходи! — по-хозяйски говорит Сергей, обернувшись.
А я стою, не в силах сдвинуться с места. Смотрю на Яну, она — на меня, и мне кажется, она смущена. Мое появление нарушило их веселье. Пришел некстати…
— Проходите, Петр, — говорит Эйжбета Даниловна.
— Я… Да. Сейчас, — говорю заикаясь. — Тут наломал сухих веток. Принесу, — и толкаю спиной дверь. — Это рядом, я быстро… — отступаю, отступаю.
Уже в передней слышу голос Сергея: «Деревня, что поделаешь».
Янина догоняет меня уже на улице:
— Сейчас же вернись! Слышишь?!
— Но я действительно за хворостом…
— Не ври! Чего ты испугался, — берет меня за рукав шинели. — Глупый, я тебя ждала. Понимаешь?
— А он?
— А он за сухариками. Ты как маленький.
* * *
Теперь мы пили чай вчетвером. Сергей щедро угощал своими сухарями. Эйжбета Даниловна поставила на стол недоеденную банку с вареньем. Чайной ложечкой кладем на сухарик варенье, запиваем подкрашенным кипятком. Слушаем радио. Молчим. Как раз передавали «От Советского информбюро». Потом Эйжбета Даниловна развернула треугольник — фронтовое письмо от мужа: «Дорогие мои, любимые Яночка, Эйжбеточка, если б вы только знали, как я скучаю по вас, как мне не хватает ваших рук, ваших глаз, вашей теплоты, не хватает нашего дома и тишины. Вторую неделю снова на передовой, вши заели, кухня приезжает раз в сутки, в час ночи: перловка, кусок хлеба, рафинад… Зато гоним немца, еще немного, еще чуть-чуть — пахнет победой…» Не спеша читает, повторяя особенно важные слова: «люблю», «надеюсь», «держитесь». Потом что-то еще, но уже про себя.
Так, конечно, долго не могло продолжаться. Ситуация складывалась до смешного — кто кого пересидит… Даже такой говорун, как Сергей, упорно молчит, уминая один сухарик за другим. Первым не выдержал я:
— Ну, мне пора! — говорю вставая.
И вдруг открывается дверь, в комнату входит Володя Добров, наш командир взвода! Вот так чудо!
