— Слушай меня внимательно, Валюша! Может быть, я зря паникую, но мне что-то здесь не нравится. Поэтому на всякий случай запомни! Ты журналистка, тебя не должны тронуть. Поэтому — что бы сейчас ни происходило, ни во что не вмешивайся. Поняла? Ни в коем случае ни во что не вмешивайся! И за меня, если что, не вздумай вступаться. — Он достал из кармана шариковую ручку, торопливо нацарапал на уголке лежавшей на столике газеты несколько цифр, неровно оторвал бумажный лоскуток и протянул его журналистке. — Если меня сейчас заберут, в Грозном позвонишь по этому телефону и скажешь: Александра, мол, бандиты забрали с поезда. И все! Больше ни слова, о себе тоже ничего не говори, даже ответ не выслушивай. После этого бумажку сожжешь или мелко изорвешь, а телефон забудь. Ясно? Не вздумай проводить какое-нибудь свое журналистское расследование, с тебя станется… Звони обязательно из автомата, позвонишь, коротко скажешь и сразу же уходи — за знание этого телефона можно большие неприятности нажить себе и другим. Не вздумай сообщать кому бы то ни было обо мне здесь, в Чечне. И себя погубишь, и меня подведешь, а главное — толку от этого не будет никому. Будут спрашивать, отвечай коротко: случайного попутчика забрали. Ясно? И вот еще что. Если вдруг тебя кто станет обыскивать, что, думаю, маловероятно, этот клочок не должен никому попасть на глаза. Кажется, все… А теперь приготовь свое редакционное удостоверение. Если ты и в самом деле работаешь на иностранные издания, а не цену себе набивала, обязательно предъяви документы об этом. Если говоришь на каком-нибудь языке, кроме русского, можешь ввернуть пару слов по-ненашему… Это не помешает.
— Да объясни толком, что случилось?
— Похоже, нападение на поезд. Если это официальная их милиция или таможня, полбеды. Но если это банда… Хотя здесь это, скорее всего, одно и то же.
В коридоре раздались хозяйственно-громкие голоса, топот ног.
Александр наклонился к Валентине, легко коснулся губами ее щеки. Почувствовал, как она вся напряглась. В душе шевельнулось раскаяние — зачем, дурак, девчонку-то втравил в это дело?
— Держись, Валюха! На свете два раза не умирать… Не дрейфь, прорвемся!
И уселся на свою скамью.
Дверь с грохотом распахнулась. Ярко вспыхнул свет. На пороге купе стояли двое молодых парней с автоматами и зелеными повязками на головах. Сзади маячила бледная физиономия проводника. Максимчук, вспомнив его поведение, сообразил, что железнодорожник, очевидно, знал или, по меньшей мере, догадывался о готовящейся остановке поезда.
