Например, появляется он у нас на пороге. Я говорю ему:
– Как мы рады вас видеть! Как хорошо, что вы к нам пришли!
А он мне:
– Я не к тебе пришел и не к вам пришел. Я пришел к твоему мужу Володе.
Или так: подаю я на стол еду и говорю:
– Вот, попробуйте, какой я вкусный салат сделала. И рыба – просто потрясающая.
А он, скромненько отведав, замечает тихонько:
– Салат как салат. Ничего особенного. И рыба – обыкновенная. Есть можно, а так…
Или собираюсь я куда-нибудь стихи читать, а друг наш вечеряет с моим мужем. И я, уходя, спрашиваю их:
– Ну как, нормально я выгляжу? – в смысле: достаточно ли по-взрослому, солидно. Потому что на меня, когда я несколько раз приезжала на поэтические выступления, писали доносы в бюро пропаганды художественной литературы: мы, мол, просили вас прислать к нам писательницу, а вы нам какую-то девчонку впесочили… Поэтому-то я и спрашиваю их: ну как? А друг мой тут же ставит меня на место:
– Да никак. Не такая уж ты и красивая!
Словом, работал он с нами духовно и художественно, и если где обнаруживалась какая-нибудь диспропорция, отсекал лишнее и наращивал недостающее. И вот я уже и не так гордо глядела, и старалась глаза опускать почаще, и пыталась сутулиться, чтобы казаться пониже, и голос поприглушила, понизив на пол-октавы.
Но бывало, что он, как мудрый наставник, и послабления мне давал, и передышку устраивал, и даже подбадривал на узком пути. Как-то раз на святки заехал он к нам из Лавры по дороге в Патриархию, посмотрел на меня радостно, празднично – на Рождество у старца поисповедовался, литургию отслужил, светлый, чистый. Захотел сказать мне что-то очень хорошее, доброе:
– Как же ты сегодня хорошо выглядишь! Особенно как-то. Да!
Я аж онемела от неожиданности. А он – с таким вдохновенным чувством:
– Что-то ты сегодня на Серафима Саровского похожа! Причащалась, наверно?
Ручаюсь, это был лучший монашеский комплимент, который я когда-либо слышала.
Но это было еще не все. Он оглядел нас сияющими глазами и спросил:
– А вы когда-нибудь были в резиденции патриарха?
– Нет, – ответили мы, ошарашенные его предположением, что мы могли там уже и побывать. – Да каким образом? Да как это возможно?
– А хотели бы? – спросил он скромно. – Хотели бы посмотреть, как патриарх живет, как он трапезничает, где он молится?
– Да, – тихо ответили мы.
– Ну хорошо, теперь будем ждать, когда откроется такая возможность.
А дело в том, что среди всяких заковыристых и подчас искусительных вопросов, которые мы задавали нашему наставнику, были и такие, ну – скользкие, с политической окраской: почему Церковь у нас участвует в советской борьбе за мир, например. Почему среди священников наверняка встречаются такие, которые сотрудничают с КГБ, почему патриарх Пимен молчит, когда власти закрывают храмы… Муж мой даже «Великопостное письмо» Солженицына ему дал, где писатель обличает церковников в сотрудничестве с безбожной властью.
