– Тетушка, так этот Мазнин был связан с книгами? В магазине книжном работал, да?
– Видный был старик, в нарукавниках. Нос такой с горбинкой, а голова лысая. Только, кажется, он был не Мазнин, а другой. Пельцер, что ли. Хотя Пельцер – это была артистка. А вот кто он был, трудно сказать.
– Ну, хорошо, а мама дружила с мужчинами до моего отца?
Она кокетливо хохотнула и погрозила ему пальцем:
– Был у нее вожатый, это еще когда в пионеры принимали (она выговаривала «пионэры»), он потом в милицию пошел, а потом и вовсе – в органы. Так и говорил: «Я из органов». Так вот он был видный мужчина такой.
– И что? Обыски устраивал? Угрожал? Или – ухаживал? Мазнин его фамилия?
– Крупа.
– Что – крупа, тетушка? Какая еще крупа? – горячился Андрюша, предчувствуя, что ничего не добьется.
– Крупа из органов.
– И что – это он за мамой ухаживал?
– Нет, я же сказала: он ее в пионэры принимал, вожатый, а разве так ухаживают? – Она хохотнула, покачивая головой и поглаживая мишку.
– А Мазнин что? Друг, что ли, этого Крупы? – отчаялся Андрюша.
– Это ты про инвалида?
– Почему инвалида? Он был инвалид?
– Ну, он с культяпками – ни рук у него, ни ног. На дощечке ездил. Мы еще ему еду носили. А он на губной гармошке играл.
– Да как же он играл, если у него ни рук, ни ног?
– Так он дул, а мы гармошку по очереди держали.
– Это точно Мазнин?
– Откуда мне знать, Андрюша? Ирочка тогда в этом красном пальто чуть быка с ума не свела.
– Какого быка?
– Деревенского. Мы поехали в деревню, а он пасся. И вдруг увидел ее в пальто и как рванул!
– Тетушка, – Андрюша уже чуть не плакал, – как же он пасся, когда она была в пальто букле? Сезоны у вас не сходятся. Или он не пасся или она была без пальто.
– Нет, Андрюша, это пальто я хорошо запомнила. И бык был. Хотя, может быть, это был другой бык, с корриды.
– А Зину Мазнину вы знали? – Андрюша уже поднялся, чтобы откланяться.
– Зинку? Так это ж наша домработница была. А потом ее скрутило.
– Что значит «скрутило»?
– Стала она себя путать.
– Путать?
– Путать, путать. Со мной. Говорила: «Я здесь Анна Павловна, все подчиняйтесь, метите пол, несите обед», а потом и за Мишину жену стала себя принимать. Приходит Миша, а она ему: «Ты – мой золотой миленочек, перстенек, муженек!» И за шею его – к себе, к себе! А потом она это красное пальто букле взяла в кладовке, надела на себя, феску декоративную – у нас на стенке висела, помнишь? – зонт еще у нее черный с собой и пошла во двор. А был летний зной. Наверное, Крупа ее и забрал. Или как раз бык тогда и пасся, ежели зной.
