— Женат?
— Был. Теперь свободен.
— А подружка есть?
— Имеется. Тетенька одна очень умная. И красивая. Мы с ней часто дискутируем по вопросам демократии: она с экрана телевизора, а я, сидя дома на диване за пивком.
— Кто ж такая?
— Наталия Алексеевна Нарочницкая.
Демонстрируя непонимание темы, здоровяк воззрился на Суходольского. Но тот широко улыбнулся, отметая всякие сомнения в нездоровых фантазиях «клиента».
И продолжил:
— Твои музыкальные предпочтения мне известны. А книжки, кроме нотных сборников, читаешь?
— Бывает.
— Кто из авторов нравится?
— Астафьев, — с нежданной серьезностью ответил музыкант, — Виктор Петрович.
— Похвально, — уважительно кивнул Суходольский. — В Бога-то веруешь?
Тот мотнул нечесаной гривой.
— Атеист.
— Ладно. А жизненная философия на вооружении имеется? Или так… дрейфуешь по волнам?..
— Почему же дрейфую? Имеется философия. Разве можно сейчас без нее?
— И какая же?
— Самая передовая и современная: пофигист.
— Послушай, что за каша в твоей голове?
— Обычная. Пища для размышления.
Суходольский с минуту скептически-мрачно барабанил пальцами по коленке. Проснувшийся интерес во взгляде угас, лицо сделалось строгим.
— Ну, расскажи о себе, атеист-пофигист-каратист.
Музыкант поморщился:
— Что вас интересует?
— Где родился, какое получил образование, где научился играть на гитаре и калечить кулаками себе подобных… В общем, расскажи том, о чем сам сочтешь нужным.
Около получаса Константин тупо пялился в окно и повествовал о своей непростой, исполненной передряг жизни. Попутчики слушали, не перебивая. Лишь однажды сидящий впереди широкоплечий здоровяк, не оборачиваясь, переспросил:
— Ты знал полковника Иващенко?
— Знал около двух лет. А одиннадцать месяцев из них был его заместителем. Пока он не подорвался на фугасе под Шали.
— Да-а… Золотой был мужик. Не повезло. Кажется, за полгода до гибели он сломал левую руку, не так ли?
— Правую.
— Разве?
Костя усмехнулся:
— Мы шли с ним в одной связке. Группа в полном «двенадцатичеловечном» составе сорвалась с почти отвесного склона и, кувыркаясь, гремела костями метров двести. В итоге сломали две руки и одну ногу; сотрясли три мозга: два легко, один — прилично. Так вот Иващенко сломал правое предплечье. Этот факт я запомнил хорошо, потому что днем позже он палил из автомата с левой руки.
Здоровяк тяжело вздохнул, словно впервые услышал подробности об очень близком человеке; коротко глянув на Суходольского, незаметно кивнул: все точно — можете доверять.
