— Что угодно ленду? — спросил Рихт неожиданно тонким для такого грузного тела голосом. Он смотрел в сторону, поверх головы Лобова, демонстрируя полнейшее к тому равнодушие.
— Два стакана холодного молока, — коротко заказал Иван.
— И что ещё?
— Больше ничего.
Голова бармена неуклюже повернулась. В глубине глаз была насторожённость — Рихт изучающе смотрел на посетителя, который явно не входил в давно изученные им стандартные рамки.
— У ленда болит желудок? — наконец спросил он, делая попытку растянуть в улыбке свой рот.
— Если бы у меня болел желудок, я пошёл бы не в бар, а в клинику, — спокойно ответил Лобов и, так как Рихт не торопился отойти от стола, напомнил: — Я заказал два стакана молока.
Рихт тяжело, так, что колыхнулся отвислый живот, вздохнул, всем своим видом демонстрируя, как он был бы рад, если бы такой клиент убрался куда-нибудь подальше. Лобов усмехнулся.
— У меня к вам выгодное дело, Рихт, — сказал он, понизив голос.
— Как будет угодно ленду. — Бармен, переваливаясь, направился к стойке.
Через минуту он вернулся с большим подносом, на котором стояли два стакана молока.
— Садитесь. — Лобов указал хозяину бара на свободный стул. Не дожидаясь, пока тот усядется, он отпил глоток молока, одобрительно кивнул и залпом опорожнил весь стакан.
— Ленд рискует подхватить ангину, — печально заметил Рихт.
— У меня хорошее здоровье.
Лобов поставил опустевший стакан, достал бумажник, извлёк оттуда фарг, положил его на поднос.
— Не затрудняйте себя вознёй со сдачей.
— Вы очень, очень добры, ленд.
Пухлая рука бережно взяла бумажку, расправила и опустила в карман. Когда Рихт снова поднял глаза, то увидел перед собой голографию Кронина. Это продолжалось несколько мгновений. Лобов переложил голографию в другую руку, взял с подноса второй стакан молока, пододвинул к себе.
— Этот человек, — сказал Лобов, пряча голографию в карман, — заходил в ваш бар два дня назад.
Рихт равнодушно пожал плечами.
— Я не имею обыкновения запоминать посетителей, ленд.
— Он зашёл к вам, — не обращая внимания на его реплику, продолжал Лобов, — но отсюда уже не вышел. Где он сейчас?
Сонные глаза неторопливо оглядели Лобова снизу вверх, а потом ещё более неторопливо — сверху вниз.
— Вы уверены, что он не вышел?
— Он был под наблюдением.
Рихт сочувственно покачал головой:
— Скажите пожалуйста! Мне эта история представляется совершенно загадочной. А вам?
— Мне тоже, — хладнокровно согласился Лобов.
— И что же вы от меня хотите? Уж не предполагаете ли вы, что я пустил его на изготовление паштетов?
