В воспоминаниях о В. Т. есть много неточностей, а часто — лжи (Л. В. Зайвая, С. Григорьянц, Б. Лесняк и др.). Конечно, я тоже не идеальный мемуарист. Одно достоинство — я не вру, но я умалчиваю о многом. О чем? О том, что глубоко личное и мое, и В. Т.
Одно из последних его стихотворений:
Пусть она не забудет меня,
Пусть хранит нашу общую тайну…
А в стихотворении «Она ко мне приходит в гости…»:
Как тайнопись, которой маги
Заворожили свой секрет…
В. Т. глубоко, исповедально был искренен со мной. И я — тоже. Мы понимали друг друга и разумом, и интуитивно. Хотя теперь я понимаю его лучше — догоняю его годами. Больше ценю независимость, тишину, редких-редких близко душевно людей.
Я думаю, что, будь он на моем месте, он тоже сохранил бы нашу общую тайну. И пересказать ее трудно, даже невозможно, слова огрубляют и мысль, и чувство. Можно написать стихотворение, рассказ, музыку — и то не уловить чего-то.
Жаль, что встретились мы поздно, и я не могла посвятить ему жизнь. Об этом жалел и он. Но кто знает? Что к лучшему? Не погрязли бы мы в быте? Не раздражились бы в повседневном общении?
И роль «подарка судьбы» очень трудна. Десять лет я была «подарком», и устала.
Одно могу сказать: человека, душевно более мне близкого, не было у меня. Да и он говорил то же.
Я высоко ставила В. Т. и как писателя, и как человека. Он же стремился поднять меня над собой, уверяя всерьез, что он меня не стоит. Это и в стихах есть: «Среда, которой я не стою, да и не стоил никогда».
Когда не стало в моей жизни В. Т., в душе появилась пустота, которую никто не мог заполнить. Хотя, пожалуй, нет. Душа так устроена, что в ней не бывает пустоты — есть небо, море, цветы, дети, стихи, есть память, есть блаженство, отчего-то посещающее ее… Душа всегда полна.
