В салоне, отделанном под мореный дуб, сидели трое: атаман Семенов, претендующий ныне на всю полноту власти, напротив него — братья Меркуловы, властью в настоящий момент обладающие.
Меркулов-старший, помешивая ложечкой зеленый чай в тонюсенькой фарфоровой чашке, заканчивал:
— Таким образом, мы рады приветствовать вас здесь, на островке свободной и демократической русской земли. Сразу же после того как вы соблаговолите выставить свою кандидатуру на дополнительный тур выборов в Народное собрание и ежели вы будете выбраны, наше правительство сочтет за счастье предложить вам тот портфель, который наше демократическое собрание сочтет возможным одобрить.
— Где это ты, Спиридон Дионисьевич, выучился таким жидовским оборотам?!
— Только грубить зачем? — вступился Николай Дионисьевич. — Это в казачьем войске проходит, а у нас — не надо, Григорий Михайлович. У нас надо все трезво и всесторонне рассматривать.
Семенов поднялся из-за стола, грузно заходил по каюте. Солнечные зайчики носились наперегонки по черному, мореного дуба, потолку. В большие иллюминаторы видно, как два миноносца под андреевским флагом стоят напротив семеновского теплохода. Орудия, все до единого расчехленные, точно наведены на него. Семенов это замечает.
— Трезво? — уже спокойнее сказал Семенов. — Хороша трезвость, когда вся Россия поругана красной сволочью, а вы не мычите, не телитесь. Изничтожать надо красную гангрену.
— Каким образом?
— Виселицей и нагайкой.
— Вчерашним днем живешь, Григорий Михайлович.
— И потом, — раздумчиво заметил Меркулов-старший, — для того чтобы выступление было эффективно, нужна толковая подготовка, господин атаман. Погодить надо, пообвыкнуть.
— Чего годить? Годить, покеда вас в океан сошвырнут?! Нет, это не для меня. Либо так, либо никак. Если боитесь — уступите место другим.
— Григорий Михайлович, — рассмеялся Николай Дионисьевич, — ты зачем же множественное число употребляешь, когда одного себя имеешь в виду?
— И-и-и, — покачал головой Семенов, чтобы скрыть усмешку, — нужна мне власть?! Я свое дело сделаю да и уйду. Мне в борьбе любая должность почетна.
— Красное словцо ты любишь, Григорий Михайлович. Любая… Если любая — я тебе предложу должность полкового командира. Пойдешь?
