Самый счастливый год | страница 29
Наша стычка не осталась незамеченной. Нас полукругом обступили мальчишки. Заметив окровавленное Колькино лицо, переспрашивали друг друга: «Кто его так? За что?» Кольке советовали выйти на улицу и умыться снегом. Снег или холодная вода, говорили, быстро останавливают кровь.
Колька внял совету, и толпа мальчишек двинулась за ним. В том числе и Пашка.
Я остался в сенцах один. Нет, еще и Вовка Комаров не вышел, он не спеша приблизился ко мне, тихо сказал:
— Здорово ты ему припечатал!
— Он первый начал.
— Ну и правильно ты поступил: Зубков вечно божком себя чувствуить, а сдачи ему дать все боятся.
— После уроков теперь будить меня подкарауливать.
— А мы давай вместе домой пойдем, — предложил Вовка.
— Заступишься, что ль?
— Заступлюсь.
— На Пашку, видно, надежда плохая.
— Пашка — трус, а я, посмотришь, не испугаюсь.
— Лады.
До прихода Ивана Павловича Колька успел смыть следы крови. Однако Иван Павлович заметил припухший Колькин нос, спросил:
— Что случилось?
— Играли, ну и нечаянно…
— Надо осторожней.
Что Кольку кто-то ударил, Иван Павлович, поди, и предположить не мог, а потому легко поверил его словам.
У меня горело под глазом, я сидел, прикрывая ладонью больное место.
Третьим уроком было рисование. Иван Павлович нарисовал на доске красивую кружку (он здорово рисовал!), и мы должны были скопировать его рисунок. У кого были цветные карандаши (таких счастливчиков насчитывалось человек пять-шесть), тот рисовал кружку в цвете, а остальные срисовывали простыми карандашами. У меня был огрызок зеленого карандаша (Танька дала на урок рисования). Низко склонившись над тетрадкой, чтобы Иван Павлович не заметил мой синяк, пыхтел над кружкой.
На третьей перемене я засиделся за столом, и проходивший мимо Колька злорадно бросил:
— Что, боишься выходить?
— Ни капельки.
И в доказательство я вышел из-за стола. Пусть, думаю, хоть пальцем только тронет, я теперь смелый, могу и ответить, да Вовка Комаров обещал помочь.
Но Колька приставать ко мне не стал, возможно, решив проучить меня позже.
А после четвертого, последнего, урока, отпуская ребят домой, Иван Павлович показал пальцем на меня, Пашку и Кольку:
— Ты, ты и ты останьтесь.
«Карты», — обреченно догадался я.
Да, так оно и вышло. Иван Павлович посадил нас всех вместе за стол перед собой, вытащил из полевой сумки карты, которыми мы вчера резались в очко.
— Чьи? — спросил он и провел глазами по нашим лицам.
Ни звука с нашей стороны.
— Твои? — посмотрел на Кольку Иван Павлович.