Сегодня Грэшемом овладело отчаяние, темной волной захлестнувшее душу, не оставив ни единой искорки надежды. Такие приступы случались с ним редко, но они захватывали все его существо и представляли угрозу для рассудка. Грэшем чувствовал, как по телу пульсирует кровь, и особенно ясно понимал, что это биение жизни легко освободить из темницы одним неуловимым движением кинжала или ножа в искусной руке. В висках стучал тяжелый молот, отдаваясь нестерпимой болью в глазницах, и все труднее было справиться с непреодолимым желанием выпустить бушующую кровь на свободу с помощью спасительного клинка. Она рвалась на волю из опостылевшего тела, словно бьющиеся о неподатливые бревна матросы, попавшие в ловушку между палубами пострадавшей при шторме «Марии». Достаточно одного легкого движения, и бешеный стук утихнет, боль уйдет и наступит свобода. Но он трус. И никогда не решится на такое. «Так всех нас в трусов превращает мысль», — черт бы побрал этого Шекспира, но ведь он прав!
Грэшем давно утратил наивную невинность, и выживание стало для него делом чести, а не необходимостью. В душе он понимал, что Джейн, как и все мыслящие люди, узнает первые радости и горечь утрат, и наступит день, когда отчаяние будет терзать ее душу. Однако боль не становится меньше от понимания ее неизбежности. Убив человека, Джейн погубила частицу самой себя. По-другому не бывает. Жизнь и смерть всегда идут рука об руку, и теперь по крайней мере есть надежда, что они встретятся в аду. Но еще раньше Грэшем с неохотой признал, что без Джейн любой рай превратится для него в преисподнюю.
Генри отнес Джейн в постель и подошел к видавшему виды сундуку, который в последнее время открывал очень редко. Порывшись в его содержимом, Грэшем извлек склянку с красноватой жидкостью и открыл ее. В ноздри ударил странный запах, вызывая в памяти Шотландскую низменность, где много лет назад Генри корчился на походной койке, моля о капле благословенной жидкости, способной унять нестерпимую боль и погрузить в сонное оцепенение. Заветное снадобье раздобыл старый ординарец, и Грэшем не знал ни его происхождения, ни состава. Уже будучи в Лондоне, он посетил одного из лучших аптекарей, предпочитавшего уединенную жизнь, и описал ему цвет, запах и вкус снадобья, а также действие, которое оно оказывает на измученное тело, и опустошенный разум. Аптекарь понимающе кивнул и вышел из комнаты, а несколько минут спустя вернулся, держа в руках маленькую склянку.
