— Пожалуйста, помоги мне, — вырвалось у него. Дед перевернулся бы в гробу, услышав внука. "Ди Коарветтаноны не умоляют! Молят нас!" Но через сколько ардалей пребывания в подвешенном состоянии на башне родного дворца он бы взял свои слова обратно? Принц ставил на три.
Гваньер забавно, по-птичьи склонила голову набок, словно что-то обдумывая, нахмурила тонкие бровки и начала разматывать свой длинный алый кирш.
"Хорошо. Помогу. Но я хочу получить что-нибудь взамен", — мелькнула в голове принца посторонняя, словно не его мысль. И кто-то тихо, но очень знакомо рассмеялся.
— Хорошо. Помогу. Но я хочу получить что-нибудь взамен, — машинально повторила гваньер, и в её глазах мелькнул испуг.
Она отпрянула от парапета, чуть не до крови прикусив язык — но поздно. Беззвучно застонала и, судорожно вцепившись в косу, села прямо на каменные плиты, выстилающие площадку. Вельзевул и Люцифер, она действительно сказала это вслух! Как только язык повернулся! Что он теперь о ней подумает?! Дело ясное, ничего хорошего… Постой паровоз, не стучите колеса. С каких пор её волнует, что о ней подумают другие? А вот с тех самых, как этого «другого» увидела… Ой, мамочки!.. А смешнее всего то, что она ни имени его не знает, ни даже лица разглядеть не может. Вдруг он старый, жирный, уродливый и вдребезги женатый? Нет, не с её везением. Девяносто девять и девять десятых процента, что он молодой, стройный, словно тополь, холостой, как патрон и так офигительно красив, что влюбиться в него при лунном свете — дело десяти секунд, ппри солнечном — ноль целых двадцать три сотых.
Конечно, она его вытащит (по крайней мере, попытается), но дальше-то что? Тут и пророком быть не надо: счастливо спасенный подарит ей лучезарную улыбку, пробормочет: "Я так тебе благодарен, так благодарен, ты мне теперь как сестра!" или другой столь же изысканный комплимент, чмокнет в щёчку, махнёт ручкой и упорхнёт на крыльях любви к какой-нибудь ослепительной блондинке/брюнетке/рыжей с кукольным личиком и ногами от ушей. А горе-спасительнице останется подтаявшая шоколадка, цветочный веник, как и она сама, начинающий вянуть, и должность безотказной жилетки, в которую всегда можно поплакаться после крушения очередной великой любви. Потому что, три тысячи дохлых кошек, мы в ответе за тех, кого приручили. Или спасли.
Нет, всё же удачно она сказала про «взамен», вовремя перевела события из плоскости лирико-трагической в сугубо деловую. Слава тебе, Господи, глядишь ты за нами… Вот почему она так сказала, когда ни о чём подобном не думала — вопрос. Серьёзный. Головоломка, внутри которой прячется ещё одна, в ней ещё, и можно ли перечесть их — неизвестно.
