И все же при самом научном подходе истории современных революций не могут быть свободны от личных оценок: мне не приходилось читать исследований по французской или русской истории, которые не выдавали бы со всей очевидностью, несмотря на все заверения авторов в беспристрастности, на чьей стороне лежат их симпатии. И причину этого не приходится искать далеко. После 1789 года революции поставили самые жгучие этические вопросы: должно ли разрушать создававшиеся веками и испытанные временем современные институты ради новых идеальных систем; оправданно ли жертвовать благополучием и даже жизнью людей нынешнего поколения ради поколений грядущих и можно ли вообще превратить человека в идеальное существо, кладезь одних добродетелей? Закрывая глаза на эти вопросы, поднятые Эдмундом Бёрком уже два столетия назад, не разглядеть и не понять чувств и побуждений, которые двигали и теми, кто творил революции, и теми, кто противился им. Ибо в конечном счете топливом революционных пожаров, разгоравшихся после 1789 года, служила не политика, а вера.
Таким образом, научный подход требует от историка критической оценки источников и честного отношения к фактам, в них почерпнутым. Но это вовсе не означает этического нигилизма, то есть позиции восприятия происходящего как неизбежного и должного и, значит, стоящего за пределами добра и зла, — позиции, которую занимал Бердяев, утверждавший, что судить о русской революции можно не более, чем о наступлении ледникового периода или о падении Римской империи. Но русскую революцию произвели не слепые силы природы и не безликие массы, а вполне реальные личности, преследовавшие свои интересы. При всех стихийных чертах она явилась результатом преднамеренных действий, и потому не может не подвергаться оценке.
В последнее время некоторые французские историки призывают положить конец спорам о причинах и смысле Французской революции, объявив их «исчерпанными». Но явление, ставящее перед нами столь фундаментальные философские и моральные вопросы, неисчерпаемо. Ибо спор идет уже не только о том, что произошло в прошлом, но и о том, что может случиться в будущем.
Ричард Пайпс Чешэм, Нью-Хэмпшир, май 1989 года
ГЛАВА 1.
1905: ПЕРВЫЙ ГРОМ
В предисловии к автобиографической повести «Эшенден, секретный агент» Сомерсет Моэм объясняет, почему он предпочел описать события в литературной, а не в строго документальной форме: «Факт — плохой рассказчик. Он приступает к рассказу наудачу, как правило, задолго до начала, бредет как попало, перескакивает с пятого на десятое и обрывает на полуслове, не дойдя до завершения... Рассказу нужна основа. Основа рассказа — это, конечно, его сюжет. Сюжет обладает некоторыми неотъемлемыми свойствами. Он имеет начало, середину и конец... Это значит, что повествование начнется в определенном месте и в определенном месте закончится»
