Оцепили квартал, стянули обруч вокруг двора Капановых. Сотир остался во дворе, у колодца, а банда хлынула в сени.
Э, шум, крик, плач... Взбешенный Сотир Иванов тяжело дышал. И набросился на полицейских агентов, которые приволокли Капаниху и Сыбчиху. Старуха была вся в крови. Эти дураки агенты никак не научатся не бить по голому телу...
Сотир ударил Капаниху по широким плечам. Сыбчиха совсем разъярилась. Орет. Она в положении, но что из того? Сотир схватил и ее за косы, пригнул к своему сапогу. Взглядом искал вторую сноху Капановых — вдову. Кто-то подсказал — она больна, да и муж ее погиб при Селиолу...[6]
При Селиолу! Хорошо сделал, что погиб: не придется убивать его сейчас.
— Подать мне ее сюда! Сейчас же!
Приволокли вдову. Но теперь взбунтовалась старая Капаниха: нет, ее она им не даст! Не-ет!
— Поищите наших мужей, с ними разговаривайте, собаки!
— Ах, так!
В воздухе свистнула нагайка косоглазого. И больше не останавливалась. Капаниха, обливаясь кровью, все больше приходила в ярость:
— Бей, собака! Бей! Бей и ее мужа! Выкопай его в Селиолу и бей — вразумляй его!
— Стерва! — Сотир поколебался было, но нагайка снова засвистела. А Капаниха кричала:
— Бей, собака! Вот моя спина, бей, сволочь! Бейте нас, убивайте, кровопийцы, кровопийцы!
Тьфу, мерзавка!
Сотир опустил нагайку, и у него с языка словно посыпались раскаленные гвозди: он выпотрошит все живое — лучше пусть выдадут! Детей в утробе матери разорвет — лучше пусть выдадут! Весь город снесет, на сто четвертей под землей будет искать — лучше пусть выдадут!
Да, видно, случилось что-то необыкновенное. Женщины начали понимать. Даже Капаниха встрепенулась, забыла про свои раны: небось опять заварили кашу ее бездельники, чтоб им пусто было! Она обернулась к снохе, вдове, а та, вытянув шею, смотрела через плечо свекрови.
— Одумайся, господин начальник или кто ты там: ну, зачем ты на нас набросился? Поищи наших мужей, с них и спрашивай!
Нагайка перехлестнула через плечо Капанихи: они еще будут издеваться над полицией, стервы! Ведь именно за мужей и бьет их Сотир. Не за них же самих!
Сотир сплюнул пену, выступившую на губах, приказал отрезать веревку от колодца.
Они ему скажут! Скажут! Он спустит их одну за другой в колодец и будет держать в воде, пока они не заговорят.
Женщин связали. Капаниха вытаращила глаза: ведь сделают, собаки! Их сила. Ах, нехристи! Она взглянула на беременную жену Сыбчо и всхлипнула:
— Да чего вы хотите, люди?
