Его руки коснулись какой-то двери, она приоткрылась, и Карабелиха вытянула шею.
— Кто там? Кто пришел? Сашко мне приведите, моего красавца писаного, ученого, умного, самого ученого и самого умного!
Дед Рад вполз в комнату на четвереньках.
— Это-то его и погубило, Карабелиха! Зачем ему было учение, зачем у-ум?
Старуха схватила тазик, стоявший у изголовья, и начала стучать им об пол:
— Внука хочу видеть! Дайте мне его-о-о! Не помру, пока не уви-и-жу его-о!
«Помрешь, и еще как! — Дед Рад смотрел на свою сверстницу, теперь желтую, как воск. — А какой красавицей она была когда-то! О-ох, какой крас-а-авицей!»
И панагюрец, боязливо оглянувшись, начал снова:
— Убит он, Карабелиха, убит, слышишь? Вместе с другими тремястами таких же, как он, с другими тремя тысячами, молодыми и зелеными, о, господи!.. Зарезали их — ху-ху-ху! А разве это грех, господи, разве это грех? Ху-ху-ху! Грех это, зверье бешеное? Ху-ху-ху!
Старуха вытаращила помутневшие глаза; руки ее, тяжелые, словно пасхальные свечи, свесились по сторонам лежанки.
Плач панагюрца перешел в кашель.
Прибежала испуганная Марга, взглянула на барыню и всплеснула руками — все было ясно. Она выскочила из комнаты, ушиблась, споткнувшись на лестнице.
— Божье проклятье, ой-ой!.. Свадьба и отпевание в один день! Барыня помирает, ой-ой-ой!
Женщины, сидевшие за свадебным столом около кухни, повскакали. Но Миндил, пристав, остановил их и сам пошел в покои умирающей. Дед Рад все кашлял. Пристав огляделся и поставил старика на ноги.
— Вставай, старая галоша, что раскис? Иди принеси уксус, будем ее в чувство приводить.
И он вытолкал деда Рада за дверь.
Миндил знал, что делать. Он сунул руки под подушку умирающей, нащупал там бархатную сумочку с перламутровой ручкой и, пыхтя, начал перекладывать ее содержимое в задние карманы своей куртки. Затем он снова сунул сумку на место — под тяжелую голову хозяйки.
Уксус, принесенный дедом, не понадобился: веки умирающей задрожали. Можно было бы, конечно, дать ей понюхать уксус, но какой в этом смысл! Зачем? Кому нужно, чтоб еще жила Карабелиха? Дед Рад, вытаращив глаза, подошел к старухе, но Миндил оттолкнул его руку.
— Оставь, не надо... Разве не видишь: помирает. И тем лучше!
Пристав был спокоен.
Служанка Марга уже доползла по лестнице до второго этажа и — бледная, растрепанная — вбежала в зал. Ничего нельзя было понять из ее слов. Но Миче побледнела и вскрикнула:
— Бабушка!
Глупая служанка! Дура набитая — дать бы ей как следует! Умерла старуха — экое чудо! Завтра ее и похоронят. Не могла уж помолчать! Что за брачная ночь будет после всего этого?.. Впрочем...
