— Как думаешь, они уже отужинали, трахаются? — шёпотом спросил у меня Гадо, после того как мы проторчали в ванной минут сорок почти безмолвно. Ванная была маленькой, душной и влажной, мы все время стояли на ногах у самой двери, боясь присаживаться на что-либо. Мне жутко хотелось курить, и я думал о сигарете.
— Наверное, трахаются, — ответил я ему едва слышно. — Думаю, она постарается, как настоящая профессионалка, мало не покажется!
— Да, — усмехнулся Гадо. — Стерва, настоящая стерва! Я бы ее тоже «проверил», да жаль, некогда будет. О Аллах, пусть все пройдет гладко! — вспомнил он вдруг Аллаха. — Если нас остановят гаишники — это конец.
— Не блажи, проскочим! За руль сядет она, чего ты боишься? Тут все в елочку, я думал над этим.
— А если менты полезут в машину шмонать?
— После того как она сунет им «бабки» и расскажет «сказку» про тетю?! Так не бывает, не Запад…
— Могут попасться и не гаишники…
— Тогда вообще не обязательно останавливаться.
— Вообще-то ты прав. Тачка у него вместительная, я — в багажник, а ты — сзади, на полу. Вот только номера… Если запомнят, ей — крышка.
— Сначала пусть найдут труп. Сама она вряд ли расколется. Я пояснил ей, что к чему, сказал, что баб не пытают…
— Когда это?! Я что-то не слышал, — удивился таджик.
— У неё, здесь. Когда она звонила, — соврал я.
— Когда трахались! — уточнил Гадо. — Молодец, всеё успел!
— Оставь! Успеешь и ты, всё ещё впереди.
— Если Аллаху будет угодно, — взметнул он руки вверх. — Что будем делать со Свэ-тла-ной? Мы не решили этот вопрос, Кот.
Я встрепенулся, поняв, что именно он имеет в виду.
— В каком смысле?
— Да всё в том же… Смотри сам, конечно, но… Солдата-вышкаря спишем на Фрица, ему уже всё равно, а за этого могут и «разменять»… Кто знает, как оно обернется!.. С нашим прошлым багажом — запросто. Найдут труп или нет, а подумать надо. Ты как считаешь? — лукаво прищурился Гадо, «прокоцывая» «пульс».
— Никак. Получит свою долю и пусть валит на все четыре стороны. После того, как сядем на товарняк, — добавил я. — Если кого-то из нас и «разменяют», так даже лучше. Зачем тянуть лямку и ждать смерти пятнадцать лет? Мне лично всё равно, я не намерен сдаваться. Говорил тебе…
Гадо молча выслушал меня и ничего не сказал. Догадаться, о чем он думает, было довольно сложно. Он умел не выдавать своих мыслей, пряча их за непроницаемой восточной маской. Скорее всего, он взвешивал мой ответ. Но почему он спросил о Свете?
Неужели этот проныра сумел нас высчитать и что-то заподозрил? Не может быть! Я не сказал ей «да», просто выслушал, и всё.
