И меня, и Пепла интересовало, что будет дальше и куда мы двинемся завтра поутру. Пепел, по всей вероятности, не знал о предстоящем «разделении», но теперь не был уверен в нём и я. Погиб Фриц… Конечно, Гадо мог и имел полное право поступить, как ему хотелось, — сейчас никто никому не обязан, однако нужна была и ясность.
Я специально выжидал и не задавал Гадо лишних вопросов, надеясь, что Пепел не выдержит и спросит первым. Так оно и вышло. Когда он услышал, что завтра утром мы разойдемся в разные стороны — один и двое, все его приподнятое настроение улетучилось в один миг. Он буквально скис и заскулил, как брошенная собачонка. Он твердил, что у него мало денег, что он никого не знает из местных, что вряд ли вырвется из ментовского кольца. Гадо, однако, был непреклонен и тверд, он не хотел рисковать и двигаться дальше втроем — слишком заметно. Когда Пепел убедился, что все его мольбы и потуги тщетны, что так или иначе, но ему придется «отрываться» одному, он пустил в ход последний довод и козырь — подлый и «гнилой», как вся тюремная жизнь. Намекнул на то, что в случае его ареста менты будут выбивать из него имя соучастника и помощника как сущие палачи. Он не стал договаривать до конца, все было ясно и так…
Гадо не стал особо деликатничать с ним и, с ходу расшифровав подтекст, «выписал ему сто в гору», как и подобает в таких случаях.
— Послушай, ты! — сказал он с нажимом на «ты», чтобы подчеркнуть грань, которая пока ещё отделяет человека от «змея». — Если Тимур пострадает из-за тебя… долго ты не проживёшь, я обещаю!
Последние слова Гадо прозвучали особенно жёстко и убедительно.
— Я узнаю об этом через месяц или два… И найду твои следы даже в Златоусте, в одиночной камере. И тогда!..
Наступила неловкая пауза. Пепел понял, что сморозил несусветную глупость, но было поздно — слово не воробей.
— У него двое детей, Пепел… Вплети это в свои мозги и умри, как подобает босяку, а не суке. Такие люди, как Тимур, встречаются раз в жизни. Только раз, — повторил Гадо и замолчал.
На этом разговор о шофёре закончился, но мы всё же пообещали Пеплу немного денег на первое время. Это его слегка успокоило и подбодрило. Без денег его наверняка бы «связали» через несколько часов после нашего расхода. Он просил ещё «ствол», тэтэшник, однако об оружии не могло быть и речи. Что-что, а последнюю пулю я давно заготовил для себя, хотя мне и не хотелось об этом думать. Я мог отдать тэтэшник только Гадо, в случае крайней необходимости, но у него в руках был автомат, и вряд ли, думал я, он его оставит.
