Котя проговорил все это, размахивая руками перед самым носом изумленного директора. От волнения он совсем позабыл, как надо говорить с "начальствующими лицами".
Александр Васильевич пришел в ужас.
— Как ты смеешь так разговаривать? Разве тебя так учили?! — накинулся он на Котю. — Какой я тебе дяденька? Изволь говорить по-людски. Да не маши руками. Не маши, тебе говорят!
Потом, когда Котя вытянул руки по швам, Александр Васильевич окинул его долгим, пристальным взором и строго спросил:
— Ты научил Виктора проделать эту штуку?
— Я, Ляксандра Васильич, — покорно отвечал Котя.
— Не Ляксандра, а Александр Васильевич, — поправил его строго директор. — Ты будешь примерно наказан — еще строже заключил он.
— Ладно! — невозмутимо произнес Котя, и его красивое личико не дрогнуло ни одним мускулом.
— Не смей отвечать мне! — рассердился директор.
— Ладно! — уже совсем радостно проговорил Котя, очень довольный тем, что ему удалось спасти приятеля и принять его вину на себя.
— Молчать! — топнул ногою директор, который был так же вспыльчив, как и добр.
— Ладно! — с полной готовностью исполнить все, произнес покорно Котя и весело закивал головою.
— Ступай в спальню и сиди там, пока я не решу, как тебя наказать, — заключил директор и, хлопнув дверью, вышел из класса. За ним поспешили Жираф с Кар-Каром, упрашивая директора не беспокоить себя и не расстраивать своего здоровья из-за проказ.
Лишь только они исчезли за дверью, как рыцари подняли невообразимый шум.
Все окружили Котю, хлопали его по плечу, пожимали ему руки и гладили его по голове. Витик бросился в его объятия и покрыл все его лицо поцелуями.
— Спасибо, Котя! Молодец, Котя! Герой, Котя! — слышалось отовсюду.
Только Гога и Никс стояли в стороне, насмешливо улыбались и делали свои замечания.
— Хорош герой! Велика важность — получить порцию розог! — произнес Гога, подергивая плечиками.
— Ну, разумеется, — картавил графчик. — Его ведь в деревне, наверное, каждый день драли.
В другой раз мальчики не поленились бы устроить хорошую драку с двумя нелюбимыми пансионерами, но сегодня им было не до того: все они были поражены геройством маленького Коти, всех окончательно покорил этот славный и смелый мальчуган, принявший на себя чужую вину.
Только два пансионера не разделяли этой общей к нему любви: Никс и Гога.
Графчик Никс был гордый, чванливый мальчик. Его отдали сюда исключительно для того, чтобы в пансионе он мог потерять свое заносчивое тщеславие и чрезмерную гордость.
