Тачки, девушки, ГАИ | страница 47
На следующий день после моего приезда в Тбилиси другой водитель тоже сразу сказал, что играл в тбилисском «Динамо». Водил он, правда, гораздо хуже и не рисковал. Он отдавал себе трезвый отчет в своих возможностях и не преувеличивал своих заслуг. Он даже честно признался, что играл в дубле.
Москальская сага
Я ездил в командировку на Украину, там выбирали президента этой страны. В Киеве я жил в отеле «Лыбидь». От него до Крещатика, до майдана Незалежности, где последний месяц происходила вся жизнь этой внезапно развеселившейся страны, ехать минут десять. Я с другом сел в машину к человеку, который мне не понравился. Я не хотел с ним ехать. Я даже предложил ему 10 гривен, а не 20. На самом деле это стоило 20. Я хотел, чтобы он отказался нас везти. Но он согласился.
Я так и не понял сначала, чем он мне не понравился. Сидит человек, молчит. А я со своим другом разговаривал. Какое-то контрреволюционное поведение кандидата в президенты Ющенко мы обсуждали, что ли. Все он делал не так, как надо, чтобы оранжевая революция победила. Мешал он этой революции своей цивилизованной робостью, а не помогал. Вот об этом мы говорили.
Водитель слушал это все, а потом как взвизгнет:
— Ма-а-а-скали-и-и!
Он обратил на себя, конечно, внимание, передразнивая наше фирменное "а".
— Ну что вы к нам лезете?! Заработали на нас свои бабки, и давайте езжайте к себе в Москву!
Я очень удивился.
Формально он был прав. Мы действительно залезли к нему в машину. Но зарабатывал-то на нас сейчас он. Такие, как он, приезжают из Киева в Москву и там тоже зарабатывают на нас.
Я говорю:
— Останови, друг!
Он так удивился, что я его назвал другом, что начал тормозить. И вообще, он перестал говорить. Просто затормозил.
— А что? Я же вас везу, — буркнул он вдруг, когда я уже дверь открыл.
Я говорю:
— Да хочу подышать свежим воздухом.
— Ну, понял, — неуверенно отвечает он.
— А то здесь воняет, — говорю.
— Чем? — удивился он.
— Гнилью, — говорю я ему.
Просто я очень завелся, когда меня заподозрили в том, что я на украинских выборах заработал денег. Ведь я не заработал.
Но все-таки мне показалось мало того, что я ему сказал.
— Ты тоже выходи, — говорю.
— Зачем? — спрашивает он.
— Выходи, узнаешь.
Он категорически отказался выходить.
— Не вижу, — он сказал, — смысла.
То есть драться за свою националистическую идею он бы не стал. Не видел смысла. И испугался.
Тогда я ему говорю:
— Ну-ка, скажи, что ты часто ошибаешься в людях.
— Бывает.
— Извинись.