Мне не хотелось расставаться с Зиминым. Ни сейчас, ни потом. Никогда.
– Она все-таки бросила его, – сказал Зимин и щелкнул пальцами.
К нам подлетел официант, подал счет. И прекрасный вечер закончился, он пролетел быстро и стремительно, но я до сих пор помню каждое его мгновение.
Я позавидовала Ларисе Петровне. Она сейчас увидит моего возлюбленного. А мне нельзя к нему. Люди осудят. Проход на небеса запрещен. Я еще не заработала права на вход к любимому мужчине. Сейчас мне нужна удача, как никому другому. Если смогу оседлать судьбу, мне разрешат любить этого человека. Я получу на него все права. Для этого необходимо вернуться к моим делам. Да, Лариса Петровна права. Я тороплюсь жить. Мне ужасно хочется жить полнокровной и полноценной жизнью. Страстно хочу, чтобы мои статьи ставили в номер, не откладывая их в долгий ящик. Чтобы читатели с нетерпением ждали выхода газеты с моими публикациями и зачитывали газету до дыр. И чтобы в газетных киосках был аншлаг – «Северного сияния» опять не хватило на всех, потому что в номере опубликована статья Дарьи Доброй. И никакой другой жизни я не хотела.
Я направилась в сторону фальшивых перегородок. Если Сонька обрушит на меня свою нежданную любовь, я выброшу проклятые афродизиаки в окошко. Но Соню не купишь за фунт лиха. Она никак не отреагировала на пряные ароматы, оставаясь равнодушной к моим дивным чарам. Мы разобрали сумки с провизией и пошли в буфет, чтобы распорядиться насчет банкета. Активисты уже сдвинули столы в одну линию, нарезали хлеб, разложили салфетки. Среди распорядителей крутился Лешка Соколов. Увидел меня, ринулся навстречу, обнял, хотел поцеловать, но я успела отвернуться, и он чмокнул мое плечо.
– Дашка, поздравляю с днем «варенья», желаю счастья в личной жизни, – его трудно чем-то смутить.
Соколов стоически переносит тяготы бремени положения «бывшего». Он не реагирует на шуточки коллег, не обсуждает мое легкомысленное поведение, не сплетничает. Иногда ввязывается в редакционную интригу, если в ней затронуто мое имя. При этом считает своим долгом посвятить меня в производственные секреты. Лешка считается своим среди всех кланов. Я его за это презираю. Беспринципный мужчина – это не мужчина.
– Не ори, Соколов, у тебя горло заболит от напряжения, – сказала я, – лучше сходи за сумками.
И Лешка бросился выполнять мое поручение. Хоть и бывший жених, но галантный, расторопный. А мне понравилась роль управительницы бала: ведь это был мой день рождения, и я имела полное и законное право командовать и повелевать на всю катушку. Сонька за моей спиной освоилась, она уже вовсю чародействовала со столами. Верная подруга устроила настоящие фокусы, откуда-то достала тарелки, столовые приборы, по ее повелению принесли чашки, ложки, рюмки. Роль римской патронессы у подруги получилась куда лучше, чем у меня. И я спокойно присела в углу. Соня все делает в превосходной степени – и пишет, и хозяйничает. Она толковее меня. Так что же мне теперь делать? Не могу же я просидеть всю жизнь в темном углу в обнимку со своими феромонами? Мне вдруг остро захотелось домой, к маме, в сад, где все ясно и просто, как яблоневые побеги. Есть росток и почва, силы и желание, и тогда яблоня крепнет, растет, увеличивается, а когда приходит срок, она благополучно плодоносит. Схема проста, как все производное от природы. Отчего же у меня так смутно на душе? Под ногами нет твердой почвы, я в чужом городе. Во мне живет постоянная величина – это вибрация страха. Физические силы давно закончились от бесконечных диет, даже греко-римский рецепт не помог обрести стойкое равновесие. В душе роятся смутные и неопределенные желания. Росток постоянно дергают в разные стороны чужие инстинкты и амбиции. Мне не выжить в этом городе. Здесь все чужое.
