– Даша, вы должны переделать статью, – резким тоном сказала она.
Слова громко стукнулись о перегородку, будто Лариса Петровна в мою норку камень бросила. Возможно, Лариса Петровна была права, возможно. Но я писала свою статью, изнывая от всепоглощающего чувства любви. И мне уже не вернуть этого состояния. Не спорю, статья станет другой, если я перепишу текст. Ведь я тоже стала другая. Я повзрослела за эти полчаса. Мне стали понятны мои чувства, чувства Кати, Олега, других людей, но мои внутренние изменения остались незамеченными начальством. Лариса Петровна резко дернула меня за рукав. Нервничает женщина, сердится. И на меня сердится, и на Зимина, а заодно на весь мир, только себя ни в чем не винит. Такие, как она, всегда правы.
– Соня вам поможет, – сказала Лариса Петровна, кивнув на соседнюю нишу.
Сонька мгновенно высунулась из дырки. Ушлая мармазетка превратилась в ловкую мышку, ведь в зале запахло чужим сыром. И его можно удачно слямзить под сурдинку.
– Ларис Петровна, что надо сделать? – с готовностью выступила вперед Сонька.
– Помогите Даше переделать статью, – подтвердила свои указания Лариса Петровна.
– Соня, занимайся своим делом, а я сама справлюсь. Вы ведь внесли замечания, Лариса Петровна? Будьте добры, отдайте мне текст, я все исправлю.
Но я уже видела, что никаких исправлений в текст не было внесено. Все дело в принципе. Лариса Петровна стремилась доказать всему миру, кто есть кто в ближайших окрестностях. Изначально она решила, что статью про крокодила будут писать два корреспондента – Дарья и Софья. Значит, мы должны писать вдвоем. Не один, не трое и не четверо. Двое. И точка! И впрямь, плетью обуха не перешибешь. Кажется, так говорят в народе. Но во мне бурлила обида, она больно хлестала меня по внутренностям, заставляя совершать неадекватные поступки.
При поступлении на работу я подписала договор. По одному из пунктов этого важного документа я обязана безоговорочно подчиняться Ларисе Петровне и Марине Егоровне. Дальше – как получится. Но эти ужасные женщины – мои непосредственные начальницы. Сейчас я шла в бой с открытым забралом. Мне не хотелось уходить на запасные позиции. Я сделала свою работу. И хорошо сделала. Мое мнение может быть ошибочным, но это мое мнение. Оно досталось мне нелегко. Внезапно зазвонил мобильный, вырывая меня из бойцовского состояния. Источник беспокойства, разумеется, валялся на дне сумки. Пока я рылась в недрах вместительного кофра, телефон замолчал. Я не опознала мигающий на экране номер. Все, экран погас, вместе с ним потухло мое упорство. Я не буду отстаивать свое мнение. Меня могут спокойно выпереть из редакции за несоблюдение основного пункта договора. Многих уже выпроводили за ворота корпорации по этому пункту. А у меня родители-пенсионеры. Я снимаю комнату на Петроградке, а за нее еженедельно платить надобно, и немалую сумму. Комната со всеми удобствами, имеются в виду места общего пользования, то есть ванна и туалет. Есть длинный нескончаемый коридор, достаточно просторный, в нем можно спокойно разок-другой покататься на велосипеде. Когда совсем тошно станет. И соседей немного. Страшные мысли проскакали в моей голове за одну секунду. И умчались в космос гремучей эскадрильей. Я вновь приткнулась к монитору. Пусть решают великие, как поступить со мной и моей статьей, они за свои решения зарплату получают. За все платить надо. И за зарплату тоже. Лариса Петровна покрутилась возле меня, но ничего не добилась. Моя спина излучала флюиды твердости и решимости. Внутри я сдалась, но всем своим видом выражала воинственную непримиримость. Бывают на земле смиренные люди. Они даже внутренне не приспособлены к противостоянию любого калибра, но вся их наружность свидетельствует о вечном раздоре между личностью и обществом. И общество откровенно побаивается людей с внешностью вечных борцов за справедливость. Оно не понимает, что перед ним выставилась лишь наружная сторона личности, а внутри нее прочно угнездился страх. Во мне страха не было, нет. Внутри меня гнездилась уверенность в собственных силах. Но нельзя же лезть на рожон, в конце концов, это чрезвычайно глупо.
