- Так холодно, холодно, холодно...
Когда «скорая» увезла закутанного в одеяла сторожа, который не переставал трястись и бормотать, мы с отцом Олегом остались одни в заснеженном дворе храма. Я курил, а батюшка тоскливо озирался по сторонам. В конце концов он не выдержал:
- Ну что, убедился?
- Убедился. Только вот в чем?
- Не знаю.
- Вот и я не знаю. Но что бы это ни было, оно мне очень не нравится. Пойдем куда-нибудь, а то холод собачий...
Мы уселись в «Опель» и завели мотор. Через некоторое время из отопителя повеяло теплом, и скрученный внутри узел стал понемногу распускаться. Ненавижу мороз. Когда-нибудь я плюну на все и уеду жить в какую-нибудь Тимбукту, чтобы никогда больше не видеть снега.
- Ну, что скажешь? – спросил отец Олег
- Странно все. Ты следы видел?
- Какие следы?
- Вокруг вагончика очень много следов. Такое впечатление, что чуть не всю ночь кто-то вокруг него бродил.
- Чьи следы? – напрягся отец Олег
- Что я тебе, индеец-следопыт? Чингачгук-Большой-Хрен? Снег же шел – их почти засыпало, одни лунки остались. Видно только, что следы... вокруг вагончика их полно, а больше нигде нет. Вот мне и странно – кто ходил? Не сам же сторож? Непохоже – у него сапоги 45-го размера, такие следы так сильно бы не замело. Непонятно...
- Это уже второй случай со сторожем, – сказал батюшка, - только первый сторож погиб, а этот нет... Почему?
- Ну, это как раз понятно, - ответил я, - первый сторож ему дверь открыл.
- Кому?
- Знать бы... Что-то крутится такое в голове, где-то я что-то слышал или читал... Но не вспомнить. Знаешь что? Отвези-ка ты меня домой, батюшка. Пороюсь в книжках, да поразмышляю.
Договорившись с отцом Олегом, что он вернется к вечеру, я полез в Интернет. Признаться, слегка слукавил перед священником – на самом деле, я сразу понял, что это все мне напоминает, но уж слишком нелепы были аналогии. Пришлось уточнять и выяснять подробности полузабытой легенды. Спустя несколько часов и отданных провайдеру долларов, я пребывал в еще большей растерянности, чем до начала поисков. Не клеилась картинка, хоть убей. Так что приезд отца Олега я встретил с радостью – копаться в «паутине», бесконечно ходя по кругу одних и тех же фактов, мне надоело. Батюшка смотрел на меня с нескрываемой надеждой, и с порога спросил:
- Ну как, нашел?
- Найти-то нашел...
- И что?
- Да вот...
Вспомнившаяся мне легенда – общая для нескольких малых народов Севера: всякие там чукчи-якуты-эвенки и тому подобные оленеводы рассказывают ее примерно одинаково. Есть, мол, некий «манатагас» - ледяной человек. Ходит он вокруг ихнего чума, или там яранги, и жалобным голосом плачет, как ему холодно, да просится внутрь пустить. Только пускать его никак нельзя, и разговаривать с ним нельзя, а уж пуще всего – за руку брать его не положено. Иначе – замерзнешь враз как мороженая треска, даже у костра сидючи. Кстати, и костер от его присутствия сам собой гаснет, сколько тюленьего жиру туда не лей. Появляется этот «манатагас» в основном по ночам, но может и днем посетить, выглядит он как человек, да он, в общем, и есть человек – разновидность ходячего мертвеца. Только он не совсем мертвец. Манатагасом становится человек в том редчайшем случае, когда он умер, но сам об этом не знает. Ехал, к примеру, чукча на нартах своих, оленями влекомых, да и замерз незаметно. Но так уж он домой стремился, в родимую ярангу, что и не заметил как помер, а продолжает ходить и разговаривать, только холодно ему все время. И никакой очаг этого холода не согреет, только погаснет без толку, и никакой человек ему не поможет – только сам замерзнет. Выпьет его тепло несчастный манатагас. И сам не согреется, и человека погубит. Тут надобно к большой-большой шаман бежать, шаман бубна стучать, манатагас отгонять...
