Сама жизнь | страница 92
Август был получше других месяцев. У нас жил очень слабенький Мотька, Мария готовилась к свадьбе, я переводила «Мерзейшую мощь» Льюиса. Числа 20-го Мария вышла замуж; немного позже приехали три московских католика, Александр и два Владимира. С ними и с тайным доминиканским священником мы слушали сквозь треск, как начинается Польша.
Именно тогда, на самой границе августа и сентября, я незаметно закончила перевод «Ослиного чуда». Несколько человек засели на кухне и стали делать три квадратные книжечки. Мать Матвея, Оля, их напечатала с пробелами в разных местах. Туда мы и клеили картинки, в каждую книжку – свои. Цветы, ослов, колосья, веревки, перышки, виды Ассизи, лицо Иоанна XXIII (мы навырезали его из открыток и польских журналов). Можно ли передать, что мы делали то же самое, что Лори в «Томасине», когда она ткала? Переламывалось время, и еле живые, очень боявшиеся, довольно усталые люди действовали там, где цветы, ослы и ангелы. Сохранилась ли хоть одна из этих книжечек? По законам «самой жизни» – скорее, да.
Туфельки ставь ровно
23 июня 2005 года в Литве на 85-м году жизни скончался францисканский монах отец Станисловас (в миру – Михаил) Добровольские.
Наталья Леонидовна Трауберг знала его лично и близко многие годы. Она любезно согласилась поделиться с читателями журнала «Истина и Жизнь» своими воспоминаниями об этом во всех отношениях замечательном человеке.
–КакВы познакомились с отцом Станисловасом? Это была случайная встреча?
Я познакомилась с ним почти сразу как переехала в Литву из Москвы. Это был 1962 или 1963 год, шел Второй Ватиканский Собор. Тогда случилось чудо явления Божией Матери под Молетай, и в Литве пошел слух, что, вот, Добровольские очень скептически к этому чуду отнесся…
Его сомнения о чуде в Молетай – это первое, что Вы о нем услышали?
–Да. Он, как и полагается правильному западному христианину, не верил в обилие чудес. Не то, чтобы категорически отрицал такую возможность, но считал, что нужно все тщательно проверить.
И мне это очень понравилось.
Вообще же, рассказал мне о Добровольскисе впервые, кажется, Пранас Моркус и очень удивлялся тому, что я ничего об этом человеке не знаю. Его к тому времени знала уже без преувеличения вся Литва, хотя из лагеря он вернулся сравнительно недавно.
Когда, в каком году?
Садились они все году в 1946-м-1947-м, а выходили, так, в 1954-м-1955-м.
–ИВы тотчас к нему поехали?
–Нет. У меня были маленькие дети и поэтому я не могла вольготно перемещаться. Кроме того, переехав в Вильнюс, я была потрясена мудростью, разумностью и нравственным, простите за выражение, потенциалом тех старых, досоветских ксендзов, которых я там встретила. Потом я поняла, что это во многом просто хорошая католическая выучка.