Подойдя к парню и обнажив нож, я произнёс:
— Не дергхайсся!
И перепилив сдерживающий его ноги шнурок, спрятал тесак и протянув ему фляжку с коньяком выдал:
— Исфини парень, обосналсся!..
Красноармеец отполз от меня метра на два, поджал под себя колени и довольно бодро произнёс:
— Если ты сволочь так обознался, то что же будет, если ты не обознаешься?!
— Я вхроде уше исфинился. Я тут недафно, нушна была информация, и я её получил. Так что исфини са методы, сорфался.
Выхлебав мою флягу целиком, парень немного успокоился, всё же четыреста грамм коньяка на пустой желудок сказались, и спросил заплетающимся голосом:
— Ты вообще кто? Негр небось какой-нибудь? Что у тебя с ушами? Ты за наших или за немцев?
— Потошди чхелофек! Не такх быстро.
Широко ухмыльнувшись и окончательно сняв капюшон, я привычным жестом вытащил из-под плаща волосы и пошевелив ушами, ответил:
— Са наших, са наших, не беспокойся. Уши абссолютно обычхные тля моегхо вида. Я не негхр, и вообще не человек — я дроу.
— Это ты что — марсианин что ли, как у инженера Лося в Аэлите?
Вот и попытайся объяснить молодому комсомольцу теорию множественной вселенной, допускающей существование параллельных миров. А главное, надо как-то помягче сформулировать, что кроме хумансов есть ещё много различных весёлых существ. Про себя я уже прикинул, что если допустить существование дроу, то не означает ли это, что где-то есть и дварфы, орки, гоблины и драконы? Решив пока не парить молодому человеку мозг, я сделал замечательное предложение:
— Такх! Сергхей сейчасс мы идьём кх воде, потом едим, а после этогхо я усстрою тебье лекхцию по сстроению всселенной и роли васс Хумансов в мироссдании.
За деревьями действительно оказался небольшой лесной ручеёк глубиной по колено с светлым песчаным дном. Сергей довольно долго возился в воде, а потом, злобно чертыхаясь и временами поглядывая на меня, перетягивал бинтами свою слегка покалеченную моими когтями лапку.
В это время я сидел на берегу, с глубоко надвинутым капюшоном. Щурился от невозможно яркого дневного света всё равно проникающего к моим чувствительным глазам и продумывал линию своего дальнейшего поведения, и легенду, с которой я буду дальше жить в этом непростом времени — последним штрихом, убедившем меня в суровой фронтовой реальности, стала артиллерийская канонада, отзвуки которой, доносились с востока…
