Ну и потом – природная деляческая соревновательность, стремление к успеху. Какая везуха могла быть! Смотрите: я замечаю в витрине дряхлую, грязную, кишащую тараканами гагару, неохотно рассматриваю ее и обнаруживаю находку всей жизни, предмет с историей, вроде чучела пингвина, принадлежавшего адмиралу Бэрду,[40] или шкур, которые носили терьеры в «Нападении гигантских землероек».[41] Или там были зашарканные коврики? Пусть придурь, все истые коллекционеры – марок ли, кукол Барби или стаканов со стриптизершами – видят особую ценность в легендарных предметах. В мире искусства это зовется провенанс. Нуда, я понимаю, Пискун не вполне то же, что мистер Эд.[42] Но единственный умеренно знаменитый экспонат, который у меня есть, – это ворона, которая находилась в музее восковых фигур в компании парафиновой копии Алфреда Хичкока.[43]
А что если бы Марти продала мне Пискуна за шестьдесят баксов? При этой мысли у меня подгибались колени.
Но какие шансы получить Пискуна оставались у меня после того, как его умыкнули бриолиновые головорезы? Что ж, я тешил себя мыслью, что мог хотя бы разыскать его, сообщить копам, свидетельствовать против тети-колы, и тогда Марти отдала бы мне Пискуна в благодарность за поимку вандалов. Потом это явление Николаса, который сказал, что Пискун принадлежит кому-то еще, хотя, возможно (и скорее всего), он врет. Тогда зачем он ищет Пискуна? То есть сколько на самом деле может стоить кукла из вшивого местного кукольного телешоу шестидесятых годов? Пару тысяч? Почему тетя-кола не остановилась перед убийством, лишь бы только украсть Пискуна?
Я рассудил, что не будет вреда узнать, где Пискун провел все эти годы после «Генерала Бухера». Я даже не мог вспомнить, когда передача исчезла из эфира.
В общем, вместо того, чтобы ехать прямо домой, я направился в Музей истории вещания. Несколько месяцев назад мы с Энджи были там на одном мероприятии. Я вышел от Дадли на Авеню Америк и к поезду «А» – серьезной линии подземки, которая не делает лишних остановок и довольно быстро увозит на север. Через двадцать минут после посадки я уже стоял перед костлявой молодой женщиной в жутких очках в черной оправе, ярко-зеленом платье и на трехдюймовых резиновых платформах под цвет платья. Напоминала она гигантскую лягушку-дистрофика, которой пришлось сидеть в глянцевой, но изящной приемной МИВа.
Я сказал царевне-лягушке, чего хочу, она велела мне заполнить небольшую карточку, и вскоре я уселся в рабочую кабинку за компьютерный терминал. Надо понимать, что у меня нет ни компьютера, ни ПК, ничего такого. Я по-прежнему организую свою жизнь посредством карточек три на пять и каталожного шкафа. Наверное, можно было бы налепить полосатый код на всех моих животных, и, отдавая их в прокат, считывать сканером, но это как-то чересчур хитро при том, что берут их пару штук в неделю. Я из тех людей, что до сих пор звонят по телефону и шлют открытки, вместо того чтобы рассылать по списку «э-письма» и «бюллетени по персональному шаблону», сварганенные «личной настольной издательской системой». Нет, я мог бы, конечно, подсчитать свои налоги за двенадцать с половиной минут, а также сыграть на бирже, если остается расходуемый доход. Звучит оно неплохо, только я пока не положил в банк свой первый миллион, и на подсчет моих финансов на обычном калькуляторе поэтому уходит добрых
