Таксидермист | страница 17
Николас же, в общем, слишком часто вызывал у папы неодобрение. Научной склонности, которая отличала нас с папой, Николас не унаследовал: скорее уж он вылупился из яйца алчности. Еще желторотиком Николас почуял склонность к психологическим трюкам и уловкам коммерции. Ему было не больше пяти, когда он начал усваивать правила торговли на улице с лотка, на который выкладывал все, что, по его мнению, можно продать. И не лимонады с печеньем. Торговля шла золотом (раскрашенные булыжники), соседскими кошками, сдохшими батарейками, бесполезными акционерными сертификатами и тому подобным.
Я очень хорошо помню одно из первых его предприятий, когда он сделал туфли из картона. Покрасил акварелью, вместо шнурков – шпагат. Какие-то юнцы подошли к его прилавку и просто надорвали животы от хохота. Когда они ушли, я поспешил утешить Ника, думая, что он оскорблен. Он выдал мне широкую хитрую ухмылку и показал мятый доллар, зажатый в маленьком кулаке. Плевать ему было, что они думают про его туфли и что купили они их только затем, чтобы покривляться и поглумиться.
– Макаки! – так он ответил на мои утешения. Тогда Николасу было никак не больше семи, и, надо признать, с тех пор-то я и стал его побаиваться.
Было ясно, что Николасу на роду написаны Лас-Вегас, Уолл-стрит, «Синг-Синг»[19] или что похуже. Он получил свою долю подростковых неприятностей, его колотили, он вылетал из школы; то финансовая пирамида, то самогонный аппарат. Вместо занятий в колледже он тратил накопленные капиталы (которых, как намекали его клевреты-однокашники, было больше двадцати пяти тысяч) на скупку недвижимости. С коробкой от ботинок, полной кредитных карточек, он проворачивал в Нью-Йорке имущественные сделки, которые быстро приносили прибыль, и он успевал откупиться от кредиторов, ловко избегнув крупных финансовых претензий. Да, тот самый трюк, который как-то рекламировали по телевизору. Вот, у Ника это получалось, и он заделался модным парнем, сорил деньгам и не вылезал из ночных клубов. Потом у него проснулась страсть к грошовым акциям[20] – где-то в 1987-м, как раз перед тем, как рынок рухнул. Брокеры сели по тюрьмам вместе со всеми Николасовыми грошовками. Сразу после этого обрушился нью-йоркский рынок недвижимости и Николас обнаружил у себя кучу кредиторов, с которыми не мог расплатиться. С коробкой из-под ботинок пришлось расстаться – так решил судья.
Все это было бы мило и славно, не уговори Николас нашего папу тоже вложить деньги: вложить, как оказалось, только затем, чтобы Николас еще раз доказал, каким засранцем умеет быть. Когда все это творилось, меня не было в городе, но если бы я прослышал что-то, я бы попытался уговорить папу вспомнить хоть немного былого здравого смысла, а Ника хоть немного усовестить.