— Это уж брехня, — усмехнулся Палий. — Может, и в яму посадить царь приказал?
Дружкевич будто не слыхал этих слов и продолжал:
— Вот мы и хотим сделать из Фастова настоящую крепость. Не совсем ладно построена, надо подправить, укрепить ее кое-где, а казаки не дают. Напиши, чтобы пустили, тогда и сам поедешь в Фастов.
— Не бывать этому, — поднялся полковник, и кандалы зазвенели на его руках. — Зачем лицемеришь, региментарий, не для того я крепость строил… И натравить меня на Москву вам не удастся. В Москве знают, что посполитые от Мазепы ко мне бегут. Слободская Украина тоже под Москвой, а вот оттуда не бегут.
— Так не напишешь? — поднялся и Дружкевич.
— Нет, — твердо оказал Палий. — Зря ты время терял, не напишу.
— А знаешь, если так, перед какой ты дорогой сидел? — злобно прошептал региментарий.
— Знаю, однако не боюсь, какая б она ни была. Не я первый погибну от вас на колу, много наших людей приняли через вас смертную муку. Можете убить меня, только пусть руки мои отсохнут, если я напишу такое письмо. А еще скажу, что найдутся и на ваши головы казацкие сабли. И не только сабли казацкие, а и косы ваших же хлопов.
— Нет, ты у нас так просто не умрешь. Гей, гайдуки, возьмите его! — почти закричал региментарий.
По дороге на Мариенбург медленно двигался большой обоз чумацких возов. Видно было, что ехали издалека: усталые волы нехотя переставляли ноги, жевали жвачку и лениво помахивали хвостами, отгоняя надоедливых мух; давно не мазанные колеса жалобно скрипели, так что, не видя их, можно было подумать, будто над степью летит большой клин журавлей. Чумаки сонно похлестывали волов, покачиваясь на тугих мешках. Рядом с обозом, перебросив ноги через шею небольшого чалого коня, в широком московском кафтане, в казацких шароварах, заправленных в сапоги, ехал дородный человек лет пятидесяти. Так одевались тогда украинские и русские купцы. Купец обогнал обоз и, подъехав к переднему возу, бросил поводья на шею коня, а сам спрыгнул на воз и примостился рядом с погонщиком, тоже немолодым человеком.
— Гей! — взмахнул тот батогом. — Даже волы пристали, когда такое чудище на воз свалилось, — сказал он купцу.
— Какое там чудище, может, пудов пять всего и наберется, — промолвил купец, вытирая зеленым верхом шапки запыленное лицо. — А почему у тебя, Корней, воз так пищит? Ты хоть бы поплевал на оси.
— Скажешь тоже! Сам и плюй, если на деготь денег пожалел. Я давно приметил, что тебе больше к лицу купцом быть, чем казаком, да уж молчал.
